Она принесла им подтверждение их веры.

— Кассиан… — прошептал Матео, ткнув пальцем в экран. — Этот протокол… Я видел похожую архитектуру в старых советских разработках. Проект «Дятел». Они думали, мы сошли с ума…

Он поднял глаза на Лену, и в них больше не было подозрения. Только лихорадочный блеск фанатика, встретившего своего мессию. — Входите, — сказал он, широко распахивая дверь. — И расскажите мне всё. С самого начала.

Хавьер вошёл последним, чувствуя на себе взгляды обитателей обсерватории. Безумный, хрупкий союз был заключён. Он не доверял им. Но другого выбора у них не было.

В двух тысячах километров отсюда, в мобильном командном пункте, развёрнутом в арендованном ангаре, было стерильно и тихо. Воздух пах остывшим металлом и электричеством. Антон «Сыч» сидел перед стеной из шести мониторов. Его пальцы порхали над клавиатурой. На главном экране была спутниковая карта Пиренеев. Красная точка замерла у серого пятна с пометкой «Объект 73-Б (неактивен)».

За его спиной стоял Дмитрий Воронов. Он не говорил, просто смотрел, и его присутствие давило сильнее, чем гул систем охлаждения. С момента предательства Лены его речь стала сухой, точной и жестокой.

— Увеличь, — приказал Воронов.

Сыч подчинился. Стали видны ржавые тарелки. — Они в норе, — констатировал Воронов. — Группа «Закат» будет на месте через шесть часов. Оцепить периметр. Никто не должен уйти. Особенно она.

Сыч молча кивнул, его пальцы уже вбивали команды. Он был идеальным инструментом. Холодным, точным, лишённым эмоций. По крайней мере, так казалось.

Под столом, скрытый от глаз Воронова, лежал его личный планшет. Экран вспыхнул на долю секунды, высветив уведомление. Сыч, не меняя выражения лица, скользнул левой рукой вниз и одним движением смахнул его. Но он успел прочесть.

Аня: Билеты до Буэнос-Айреса подтверждены. Рейс AZ-714. У нас три дня. Я люблю тебя. Не опоздай.

На мгновение его пальцы замерли. На спутниковой карте он видел не горы, а карту своего побега. Три дня. Семьдесят два часа до новой жизни или до провала. Он чувствовал взгляд Воронова на своём затылке. Тяжёлый, изучающий. Уловил ли он эту секундную заминку?

Сыч заставил себя выдохнуть. Он стёр сообщение и продолжил вводить координаты для группы «Закат». Его лицо снова превратилось в бесстрастную маску. Но внутри поднялась беззвучная паника. Его личная точка невозврата приближалась так же неотвратимо, как штурмовая группа приближалась к «Пику Змея».

Главный зал управления обсерватории был похож на святилище безумного бога. Старые советские приборные панели соседствовали с современными серверами. Повсюду вились пучки кабелей, как лианы в металлическом лесу. Пахло пылью, канифолью и остывшим кофе. В центре этого хаоса Лена, Матео и двое его людей колдовали над оборудованием.

Хавьер стоял у окна, заложив руки за спину, чтобы скрыть, как подрагивают пальцы. Он всё ещё не доверял этим людям, их фанатичному блеску в глазах. Но они были его единственным шансом.

Один из радиолюбителей, молчаливый парень с дредами, подошёл к Люсии. Он протянул ей кружку с дымящимся чаем. — Держи, — сказал он тихо. — Здесь холодно.

Люсия не отреагировала. Парень осторожно вложил кружку в её руки. Её пальцы сомкнулись на горячем фаянсе рефлекторно. Взгляд оставался пустым. Хавьер почувствовал, как внутри поднимается волна глухой ярости. Ярости на «Пастыря», на Воронова, на Хелен, на весь мир. Но больше всего — на самого себя.

— Готово, — голос Лены вырвал его из оцепенения.

Он подошёл. Она стояла у центрального терминала. На экране светились ряды зелёных цифр. Её лицо было бледнее обычного. — Расчёты завершены, — сказала она, не глядя на него. — Я могу активировать протокол «Эхо».

— И что? Это её вылечит?

Лена медленно повернулась к нему. Её глаза были тёмными от усталости и чего-то ещё. — «Эхо» не лечит, — ответила она тихо. — Оно выжигает. Создаст волну, которая перезапишет базовый код «Пастыря». Но есть… осложнение.

— Говори прямо, Лена.

Она сделала глубокий вдох. — Эмоциональный якорь, — она кивнула на ржавую коробку из-под печенья, — защитит её сознание. Её личность. Но не её тело. Протокол «Эхо» — это трансляция концентрированной агонии. Агонии «нулевого пациента». Когда мы его активируем, возникнет чудовищный обратный импульс. Волна чистой психической боли. Не найдя выхода, она просто… сожжёт её нейронную сеть. Мозг не выдержит. Это как ударить молнией в незаземлённый провод.

Хавьер молчал. Воздух в комнате стал тяжёлым. — Что ты предлагаешь? — спросил он наконец.