Она создала файл. Название: «Враждебная ячейка 01». Состав: * Актив R (Рейес, Хавьер): Тактический ресурс. Высокая боевая эффективность. Мотивация иррациональна. Непредсказуем. * Актив О (Орлова, Лена): Аналитический ресурс. Высокая техническая компетенция. Скомпрометирована, но крайне опасна.

Заключение: «Комбинация тактического инстинкта Актива R и аналитических способностей Актива О создаёт синергетический эффект, превышающий сумму их индивидуальных возможностей».

Она закрыла файл. На столике рядом с ней стояла идеально отреставрированная музыкальная шкатулка «L’Epee». Символ механической гармонии. Она открыла другой файл. «Оценка рисков. Проект «Пастырь».

Цифры были безжалостны. Удержание контроля больше не являлось наиболее вероятным исходом. Приоритетом становилось предотвращение худшего сценария. Ликвидация угрозы. Полная.

Её пальцы набрали команду, открыв доступ к самому засекреченному протоколу Консорциума. На экране появилось окно с единственной кнопкой. ПРОТОКОЛ «ВЫЖЖЕННАЯ ЗЕМЛЯ». АВТОРИЗАЦИЯ.

Это был запрос на тактический авиаудар. Термобарический боеприпас с ЭМИ-компонентом. Он выжигал всю электронику и сложную органику в радиусе пятисот метров, превращая всё в пепел и тишину. Чистое, стерильное решение.

Её палец опустился на кнопку «Авторизовать». Ровное, точное движение. Она надела миниатюрную гарнитуру.

— Говорит Рихтер.

— Вас слушаем, — ответил безликий голос системы.

— Протокол «Выжженная земля» авторизован. Цель — мобильная. Подготовить носитель. Ожидайте координаты.

— Принято. Носитель будет в точке ожидания через шесть часов.

— Они сами приведут нас к ней, — её голос был абсолютно спокоен. — Будьте готовы. Конец связи.

Она сняла гарнитуру. Закрыла ноутбук. В номере наступила полная тишина. Она подошла к музыкальной шкатулке. Осторожно, двумя пальцами, повернула заводной ключик.

Из старого, но совершенного механизма полилась чистая, кристальная мелодия. Звук абсолютного, безупречного порядка на фоне принятого решения о тотальном хаосе. Она стояла и слушала, и на её лице не отражалось ничего. Пустая, гладкая поверхность.

Старый «Опель» кашлял и давился, вползая по серпантину. Дорогой это давно не было — лишь воспоминание об асфальте, испещрённое трещинами, как лицо старика.

С каждым витком воздух становился тоньше, холоднее. Он просачивался сквозь уплотнители дверей, нёс с собой запах мокрого камня и вечности. Хавьер вёл машину, вцепившись в руль здоровой рукой. Раненое плечо, стянутое грубыми стежками Лены, стало тугим узлом боли, пульсирующей в такт рёву двигателя.

Он не смотрел на пейзаж. Его глаза сканировали дорогу, склоны и нависающие скалы. Он искал не красоту, а угрозу: отблеск оптики, неестественно припаркованную машину, свежий след шин там, где его быть не должно.

Этот мир для него был не панорамой, а тактической картой. Лес — укрытие. Скала — снайперская позиция. Поворот — засада.

Рядом с ним Лена Орлова, ссутулившись над ноутбуком, сверялась с картой. Экран отбрасывал на её бледное лицо призрачный голубоватый свет, превращая его в маску. Она была в своей стихии — в мире данных, координат и вероятностей. Горы для неё были лишь переменной в уравнении их выживания.

Между ними, на заднем сиденье, сидела Люсия. Укутанная в серое одеяло, она была неподвижна, как фарфоровая кукла. Её глаза были открыты, но смотрели сквозь трясущуюся реальность салона, сквозь мелькающие за окном сосны, куда-то в пустоту.

Хавьер поймал её взгляд в зеркале заднего вида. Ничего. Абсолютное, ледяное ничего. Он давно перестал искать там сестру. Теперь он искал только признаки того, что «Пастырь» снова активен.

Машина, в последний раз взревев, выбралась на ровное плато. Двигатель затих, и в наступившей тишине стал слышен лишь свист ветра.

И тогда они увидели её.

Обсерватория «Пик Змея».

Она не просто стояла на вершине. Она была самой вершиной. Пять гигантских радиотелескопов, словно скелеты доисторических чудовищ, застыли, направив свои ржавые чаши в свинцовое небо. Один из них накренился, будто умирая, его ажурная конструкция походила на сломанные рёбра титана. Ветер гулял в проржавевших фермах, извлекая из них протяжный, стонущий звук. Уши мёртвого бога, служащие теперь лишь флюгером.

Вокруг главного здания, приземистого бетонного бункера, вросшего в скалу, царило запустение. Выбитые стёкла темнели пустыми глазницами. Ржавые потёки сбегали по стенам, как слёзы. Всё кричало о смерти и забвении.