Один, солдатский, кричал: «Ловушка!». Это была идеальная история. Слишком идеальная. Брат-заложник, секретное оружие, таинственный якорь. Разыграно как по нотам. Инстинкт требовал одного: избавиться от неё. Взять Люсию и бежать. Одному. Как всегда.

Но была и другая часть. Человек, который каждый день видел в зеркале свою вину. Он смотрел на сломленную женщину, которая только что вывернула перед ним душу, и видел в ней отражение. Он узнал её отчаяние. Оно было таким же, как его собственное.

Они не были союзниками. Они были двумя зеркалами, до бесконечности отражающими одну и ту же агонию.

Он молча поднялся. Подошёл к щербатой раковине в углу. Открыл кран. Вода потекла тонкой, ржавой струйкой. Он наполнил пластиковый стаканчик. Ржавчина медленно оседала на дно.

Он вернулся и протянул стакан ей.

Лена посмотрела на его руку, потом на стакан, потом на его лицо. Она не понимала.

— Пей, — сказал он. Голос был ровным.

Она взяла стакан. Пальцы дрожали. Она сделала маленький, судорожный глоток. Протянуть ей воду было единственным, что он мог сделать. Признать, что её боль реальна. Что с этой минуты они в одной лодке, которая стремительно идёт ко дну.

Он отошёл к окну и отодвинул штору. Внизу, на парковке мотеля, стояло несколько машин. За ними — огни ночного шоссе. Бесконечный поток.

«Эмоциональный якорь…»

Слова Лены крутились у него в голове. Что-то, заряженное максимальной положительной эмоцией.

Он посмотрел на Люсию. На её лицо, которое он знал лучше своего. Он помнил её маленькой девочкой с ободранными коленками, подростком с фиолетовой прядью в волосах, молодой женщиной, чьи глаза горели огнём справедливости.

И тут он вспомнил.

Не как туманный флешбэк. А как будто кто-то включил свет в тёмной комнате его прошлого.

Солнце. Белое, безжалостное андалузское солнце. Запах сухой земли и цветущих олив. И тень от старого, раскидистого дерева. Ему двенадцать, ей — семь. В его руках — старая металлическая коробка из-под датского печенья. В её — сокровища.

Он повернулся от окна.

— Я знаю, что это, — сказал он. Его голос прозвучал в тишине оглушительно громко.

Лена подняла на него голову. В её глазах был вопрос.

— Капсула времени.

Он говорил, и слова сами находили дорогу. О той коробке, которую они с Люсией закопали под старой оливой. О её рисунке, где он был рыцарем, а она — принцессой. О выцветшей фотографии их матери, где они оба смеются. И о сломанном компасе их отца. Он всегда показывал на юг. Для них это был символ. Дорога домой всегда ведёт на юг, в их вечное лето, в их безопасный мир.

— Это самый сильный якорь, какой только может быть, — закончил он. — Это всё, что у нас было. Всё, что было настоящим.

Лена слушала, и её лицо менялось. Аналитическая маска исчезла. Она снова была учёным, который нашёл ключ.

— Где это? — спросила она. — Где это дерево?

Хавьер на мгновение замолчал.

— В Андалусии. Рядом с домом… где мы выросли.

Он не сказал ей главного. Что это место — эпицентр его личного землетрясения. Место, куда он клялся никогда не возвращаться. Возвращение туда было не просто риском. Это значило добровольно шагнуть в то самое место, из которого он бежал всю свою жизнь.

И он знал, что должен это сделать. Потому что вина, от которой он бежал, была единственным, что могло теперь спасти Люсию.

Решение было принято. Воздух в комнате изменился. Давящее отчаяние ушло, уступив место холодной, почти самоубийственной решимости. Они начали действовать.

Первым делом — машина. У них оставалось чуть больше трёх тысяч евро наличными. Хавьер оставил Лену с Люсией в мотеле. Он вернулся через два часа за рулём старого, потрёпанного «Seat Ibiza». Двигатель на холостых оборотах издавал звук, похожий на предсмертный кашель. Машина была ржавой, ненадёжной и уродливой. Идеально. Призрак на колёсах.

Пока его не было, Лена работала. Она раздобыла туристическую карту и расчерчивала маршрут. Не по скоростным автострадам, а по второстепенным дорогам. Дольше. Опаснее. Но так у них был шанс.

Они действовали слаженно, понимая друг друга без слов. Он принёс сумку с дешёвой едой. Она уже упаковала их скудные пожитки. Он проверил оружие. Патронов было мало. Слишком мало.

Они вынесли Люсию последней. Хавьер нёс её на руках. Она была лёгкой, почти невесомой. Пугающе лёгкой. Он аккуратно усадил её на заднее сиденье, пристегнул, укрыл одеялом. Лена села рядом, положив её голову себе на колени.