Город ожил вокруг нас. Люди, еще недавно смотревшие на нас со страхом, теперь спешили помочь — кто-то тащит деревянные скамьи из ближайших таверн, кто-то сколачивал на скорую руку столы из досок. Пожилая торговка из лавки специй принесла кувшины с вином, а толстый пекарь — еще теплые караваи и бочонки меда. Дети бегали под ногами, собирая упавшие лепестки огненных лилий, которые старшие ведьмы создавали из воздуха.

Драконы, обычно столь чопорные, сегодня позволили себе вольности — молодые воины клана дуют на сложенные костры, и пламя вспыхивает, танцуя в такт музыке уличных менестрелей. Один из них, рыжий бестиарий, играет на волшебной дудочке, и огонь принимает формы птиц, кружащих над нашими головами.

Феникс, наш вечный насмешник, сегодня ведет себя необычно серьезно. Он восседает на плече Марка, вытянув шею с необыкновенно важным видом, его рыжая шерсть переливается в свете костров.

Мое платье… О, это платье!. Сотканное из лунного шелка и серебряных нитей, оно переливается при каждом движении, как крылья ночной бабочки. Легкое, почти невесомое, оно облегает фигуру, не стесняя движений.

Марк… Мой дракон. Сегодня он отверг тяжелые доспехи, облачившись в одеяние из золотой драконьей чешуи, так искусно обработанной, что она мягко шелестит при каждом движении. Без привычной брони он кажется моложе, уязвимее. Таким, каким я впервые увидела его на берегу моря.

— Ты уверена? — его шепот горячо касается моего уха, когда мы идем сквозь шумную толпу. Его пальцы сжимают мои чуть сильнее, чем нужно, и в этом жесте — вся его тревога.

Я поворачиваюсь к нему, и мой смех звенит, как хрустальный колокольчик, растворяясь в общем веселье. Лепестки огненных лилий кружатся вокруг нас, оседая на волосах, плечах, смешиваясь с искрами, что все еще светятся в наших прядях.

— После всего? — мои губы касаются его скулы, где проступает легкий румянец. — Разве есть хоть тень сомнения?

В его глазах, этих любимых золотых глазах, я вижу отражение нашего будущего — нелегкого, неидеального, но нашего. И в этот момент знаю — ничто не сможет разлучить нас снова.

Тишина постепенно опускается на площадь, когда мы подходим к центральному костру. Даже дети перестают шуметь, притихшие, с широко раскрытыми глазами. Огонь перед нами успокаивается, превращаясь из буйного пламени в ровное, почти благоговейное сияние.

Мы не следуем древним ритуалам, не произносим заученных слов. Наши клятвы должны быть такими же живыми, как магия, что течет в наших жилах после испытания.

Я поднимаю руку и медленно, давая ему возможность отстраниться, кладу ладонь на его грудь. Через тонкую ткань рубахи я чувствую жар его кожи, ровный, мощный стук сердца — не человеческого, а драконьего, с его особой, замедленной ритмикой.

— Я выбираю тебя. — мой голос звучит тихо, но странным образом разносится по всей площади.

Мои пальцы слегка сжимают ткань. Под ладонью сердце бьется чаще.

— Не только в этом мире, где мы стоим сейчас, окруженные друзьями и пламенем. — Я закрываю глаза, ощущая тепло его тела. — Но и во всех мирах, что существуют за гранью нашего понимания. В тенях между реальностями, во снах, куда не проникает свет.

Открываю глаза и встречаю его взгляд — золотые зрачки сузились в темных ореолах, полностью сосредоточенные на мне.

— Не только в этом времени, в этот благословенный момент. — Губы дрожат, но я продолжаю. — Но и во всех временах — тех, что канули в прошлое. И в тех, что еще придут, где нам предстоит снова и снова находить друг друга.

Его рука поднимается, и я чувствую, как кончики пальцев осторожно касаются моего лба — именно того места, где фиолетовая искра Камня оставила свой след. Его прикосновение обжигает, но боль приятная, очищающая.

— Я был твоим врагом. — Его голос глуховат, в нем слышится рычащий отзвук его драконьей сущности. — В прошлых жизнях, в забытых веках. Мои когти рвали твою плоть, мое пламя опаляло твои волосы.

Пальцы скользят вниз, едва касаясь виска, щеки.

— Но теперь… — Его ладонь прижимается к моей груди, зеркально повторяя мой жест. — Я стану твоим щитом. Когда тьма придет за тобой, она найдет меня на своем пути.

Другая рука охватывает мою талию, притягивая ближе.

— Твоим огнем. — Его лоб касается моего. — Который будет согревать в стужу и светить во тьме.

И наконец, шепотом, который слышу только я:

— Твоим домом. Куда ты всегда сможешь вернуться. Всегда.

В этот самый момент Феникс, до сих пор сохранявший необычную для него торжественность, внезапно громко мяукает, выгибая спину. Абсолютно кошачье «Мяу!» разносится по замершей площади, нарушая напряжение.

Смех прокатывается по толпе, как волна. Даже суровые члены Совета не могут сдержать улыбок. А старейшина драконов и вовсе фыркает, поправляя свой плащ.

Луна уже высоко стояла в небе, когда праздник начал угасать. Костры еще догорали, отбрасывая длинные тени на площадь, а последние гости медленно расходились по домам. Мы с Марком собирались уходить, когда в свете умирающего пламени появилась Элинор.