Вяземский стал бродить вокруг пригорка, игнорируя многочисленные, аккуратно брошенные в его сторону взгляды, чтобы подумать.

Почему его вообще так потянуло на это кладбище после первого убийства? И продолжало тянуть до сих пор, несмотря на то, что здесь не было найдено ни одного трупа и ни единой улики? Мстислав припомнил, где были найдены тела — всех их обнаруживали неподалёку от озера, а кладбище было совсем в другой стороне. Хотя здесь прятать тела было бы удобнее всего. Вот ещё одна странность в придачу к остальным.

Дождь обычно обострял запахи, но как бы ни старались Ииро и Эрно, которые обладали самым чутким обонянием, им ничего не удавалось найти спустя столько времени. Эрно вдобавок после ночного бдения в лесу выглядел неважно, да и остальные тоже, в отличие от Раймо, который, как всегда, был самым свежим и собранным.

Сам Вяземский в первый свой приход не счёл ни один запах хоть сколько-то подозрительным — все они были знакомы, с их обладателями он беседовал после и не обнаружил ничего подозрительного. Но тогда он и не хотел этого обнаруживать, как бы не было унизительно в этом признаваться. И если его чутьё продолжало настаивать на том, что здесь что-то есть, он не планировал уходить до тех пор, пока этого не обнаружит.

Конечно, следовало ещё допросить Петра, на которого указала та девица, чьё имя Мстислав никак не мог запомнить, но он знал, что тот никуда не денется. Можно было бы отправить к нему одного из своих ребят, но Вяземский считал, что ему необходимо присутствовать во время допроса, да и подозревал, что эти доморощенные опекуны не захотят оставить его одного. В этот раз эта мысль вызвала в нём вместо раздражения полуулыбку.

Он перевёл взгляд на Раймо, околачивающегося возле можжевельника, на котором были повязаны кусочки ярких тканевых ленточек в честь умерших, и внезапно для самого себя воскликнул:

— Отойди-ка!

Раймо вздрогнул от неожиданности, но сразу послушно сделал несколько шагов в сторону. Вяземский подошёл ближе и стал внимательно изучать разноцветные тканевые галки, напоминающие птиц в полёте.

— Я же тебе говорил, что следовало сразу изучить это дерево, — пробормотал Раймо.

— Почему ты так решил? — поинтересовался он в ответ.

— Может, убийца повязал их в честь убитых тоже, — пожал Раймо плечами.

Мстислав медленно покачал головой. Вряд ли убийца хотел, чтобы души, которые, как местные верили, были привязаны к этим ленточкам, убитых им оставались на этом кладбище.

Вокруг кладбища были бережно высажены ель, ольха и можжевельник — эти деревья считались священными из-за старинных обрядов погребения. Сегодня их не проводили, но деревья все так же почитали. Ярко сохранилось верование в общине о том, что после весеннего праздника выгона скота следовало приносить подношение и украшать можжевельник. На кладбище их выросло не так уж и много, и тот, возле которого стоял Вяземский, был самым большим и пышным, но почему-то менее всех украшенным. Мстислав, в необъяснимом пока напряжении, пытался вспомнить, выглядело ли оно также, когда он приходил сюда после первого убийства. Он не был точно уверен, но чем дольше думал, тем больше ему казалось, что картина была такая же.

Но он мог поклясться, что в последний раз, когда он был на кладбище до убийств, их было больше.

— Шеф?

Вяземский обернулся, чтобы увидеть, как обеспокоенно стоят возле него все четверо его парней.

Он им улыбнулся, второй раз за всё время расследования почувствовав, что удалось найти что-то значимое, но пока не был уверен в том, как объяснить это ощущение. Ему не хватало какой-то значимой детали, чтобы понять, ради чего всё это делается.

Изначально Мстислав хоть и гнал от себя эту мысль, но всё равно полагал, что эти убийства не несут личного отношения, они лишь попытка кого-то из местных изгнать раз и навсегда чужаков с их земли. Он начал сомневаться в этом с того момента, как выяснилось, что убитых для чего-то после смерти купают в воде, но сейчас точно утвердился в ошибочности этого решения. Также как утвердился в мысли, что убийца или один из убийц — это кто-то из местных. И раньше сомневаться не приходилось, но чем дальше Вяземский шёл по пути этих странных зацепок, тем больше понимал, что здесь не просто желание испугать туристов или ненависть, а что-то личное, связанное с их верованиями. Иначе бы убийце незачем было снимать ленточки, в которых, как все верили, скрывалась частичка души умерших. Но что он с ними делал? Или он просто хотел досадить общине?

— Шеф?

Голос зазвучал настойчивее, но Вяземскому было некогда об этом задумываться.

Его вдруг осенило, что убийства могли быть совершены не для туристов, а для них — для местных, а в частности, для общины. Из мести? Из желания досадить? Эти варианты Мстислав отметал, считая малозначительными. Это были не просто шалости, которые любили творить по малолетству даже его ребята. Это были хладнокровные убийства, и они наверняка несли какой-то глубокий умысел. Если убийца желал навредить селу и общине, то он наверняка хотел и… её уничтожить.

Вяземский замер, поражённый осознанием. Если его мысль верна, то убийца мог совершать свои злодеяния для того, чтобы привлечь внимание городских, чтобы те обнаружили лелеемые тайны общины. Тогда ничего не было бы уже, как прежде, и, возможно, этого и желал убийца.

— Шеф!

Мстислав более осознанно взглянул на ребят и спросил:

— Что?

Они переглянулись. Заговорил первым, как и всегда, Эрно.

— Мы так ничего и не нашли. За последние дни на кладбище никого не было, не считая нас и… — Он запнулся и замолчал, осторожным взглядом изучая шефа.