— Кто-то, кто полезет трясти ветки и тыкать палкой в гнёзда, это, полагаю, я?

— Ага, — с готовностью закивал он. — Мы уже пробовали, у нас не получается…

— Они слишком лёгкие, — озвучил своё экспертное мнение Арадий. — Не хватает веса, чтобы трясти ветку.

— Ну да, — шмыгнул носом Лето. — Шемрок в прошлый раз просто в воду плюхнулся, и всё. И только два жабонка испугались. А тут их вон сколько!

И все трое мечтательно уставились на целую колонию подозрительно тихих гнёзд.

— А где их родители? — уточнила я. — Этих жабонков? Большие жабицы, или кто они там… Они не нападут?

— Не, они не жабицы, — потряс головой Шемрок. — Большие жабонки днём спят. Они ночью летают.

— Днём активны только маленькие жабонки, — добавил Арадий. — Кстати, я тоже хочу одного. Мне кажется, что вес Ириды достаточен, чтобы начать колебания ветвей необходимой амплитуды, — он снял очки, задумчиво протёр стёкла и снова водрузил на нос.

Я оскорблённо посмотрела на Арадия. Это что, он сейчас меня толстой вежливо обозвал? Но Арадий снова углубился в свои записи. Тогда я сменила цель.

— Хмм… — лукаво прищурилась на Шемрока. — Кто-то недавно говорил, что в платьях по деревьям нельзя лазить? Или жабонки — это другое?

— Конечно другое! — возмутилось зеленоволосое чудо. — Это же жабонки! И не нужно высоко лезть. Они вот прямо тут!

— Понятно, — хмыкнула я. — Ладно, раз уж я всё равно хотела вспомнить детство и полазить по деревьям, то, пожалуй, полезу. Натрясу вам жабонков!

Дерево и в самом деле выглядело довольно удобным. Ветки, конечно, были высоковато для малышни, но в самый раз для меня… если поднапрячься.

И я полезла.

Впрочем, пожалела я об этом решении почти сразу же. Ветка, казавшаяся толстой и надёжной, почему-то начала подо мной трястись и гнуться, заставив судорожно вцепиться в неё всеми конечностями и зажмуриться.

— Держи палку!

Я, распластавшись на ветке, глянула вниз. Подо мной уже плескалось озеро, поражая цветом тёмной сапфирово-синей воды. Вдруг стало как-то очень страшно.

Лето снизу протягивал мне длинную палку, которой я должна была тыкать в гнёзда. И только я потянулась за палкой, как…

— Мои бриллианты! Она их украла! — раздался от поместья вопль тётушки Геры настолько громкий, что ему могла позавидовать любая пожарная сирена.

Я вздрогнула от неожиданности, потеряв равновесие, и, судорожно пытаясь уцепиться за ветки, грохнулась прямо в тёмную воду. Кажется,, вокруг меня с громким плеском градом посыпалось в воду что-то ещё, возмущённо пища и кудахча.

Плавать в длинном платье в принципе очень неудобно. А ещё я была неприятно удивлена, обнаружив, что дно не нащупывается. Я взмахнула руками, с трудом преодолевая сопротивление какой-то на редкость вязкой воды… И вдруг почувствовала, что вокруг моей лодыжки обвивается что-то упругое и склизкое, дёргая меня вниз, на дно.

Прикосновение холодного щупальца было настолько противным и неожиданным, что я заорала. Совершенно забыв, что под водой орать категорически противопоказано. Меня увлекало все глубже и глубже, воздуха не хватало, сознание начало медленно уплывать.

Странная вязкая вода, обладающая плотностью киселя, хлынула в горло и нос… и я, отключаясь, поняла, что это всё.

Дышать! Полцарства за глоток воздуха!

Я пришла в себя, кашляя и чихая, в перерывах между этими занятиями хватая ртом живительный и такой вкусный воздух, совершенно не понимая, где я, кто я и вообще…

— Я не понимаю, как такое могло произойти с так называемым профессионалом своего дела, рекомендованным самим Марком… — пробился сквозь шум в ушах брюзгливый голос. — За этой няней самой присмотр нужен!

Этот голос… Наверняка за какие-то прегрешения я после своего утопления попала в Ад. Потому что только в аду могут подобным образом пытать.

Я застонала, и просипела:

— Требую аудиенции у Люцифера! Я хочу подать жалобу на адски негуманное отношение к узникам!

— Что? — изумился голос, растеряв все нотки брюзгливости. — Ирида, ты в порядке?

— А кто такой Лицифер? — раздался звонкий, полный заинтересованности голос. — Это твой король? А откуда?

Я поперхнулась окончательно и открыла глаза.

И сразу же захотела их закрыть, потому что увиденное было чистой воды сюрреализмом, а посему могло претендовать исключительно на звание галлюцинации. А галлюцинаций я не хотела.