— В твоем возрасте пора бы отказаться от нянь. Ты уже большой мальчик, Кардус, — бросил гость и легкомысленно подмигнул мне и детям. У Астера вообще был такой вид, словно он попал в парк аттракционов и развлекается вовсю.

Дети с интересом следили за этой светской беседой, поворачивая головы от одного участника к другому, словно на матче по пинг-понгу. Даже Авалла глазела, раскрыв рот.

— Кажется, Лоницеру пора укладывать, — что-что, а становиться предметом развлечения для этой парочки драконов я не собиралась. Я здесь работаю, и моя работа это дети. Впрочем, Астер и Кардус тоже те еще дети. Не зря говорят, что мужчины лет до шестидесяти мальчишки. Драконам за двести, а они все не планируют взрослеть.

Поэтому я аккуратно забрала у Аваллы Лоницеру, пожелала всем приятного аппетита, напомнила детям, чтобы не задерживались, и удалилась в единственное безопасное место, которое смогла вспомнить — в спальню Лоницеры.

Бережно держа её маленькое тельце, я шла по знакомым коридорам. Как быстро я изучила этот дом, и как много осталось в нем неизученного. К примеру, портреты. Кто эти люди? Понятно, что какие-то родственники хозяев дома, но кто именно? Какими они были? В старых домах всегда живет история, я бы хотела познакомиться с историей этого особняка ближе.

— Ну что, Лоницера, пора укладываться спать? — ласково спросила я подопечную. Говорят, что маленьким детям, как животным, можно говорить все что угодно, главное, чтобы интонации были мягкие и дружелюбные. Не уверена, что в этих словах есть хоть капля истины. Попробовали бы они нашему некоту сказать какую-нибудь гадость сахарным тоном. Получили бы когтем в глаз или в тапок пару раз.

— Ты же не такая полуночница, как твоя сестра, правда? — продолжала ворковать я. — Режим сна у неё, конечно, совершенно ужасный. Неудивительно, что она почти прозрачная. Ещё и ест мало. Хорошо хоть немножко двигается, глядишь, аппетит проснется от физических нагрузок.

Девочка смотрела на меня внимательно и серьёзно.

— Сейчас переоденем тебя во что-нибудь удобное, и уложим в кроватку, — продолжала щебетать я.

Лоницера, конечно, молчала. Признаться, это меня немного настораживало. Разве детям в ее возрасте не полагается если не говорить, то хотя бы какие-то звуки издавать? Лоницера же не гулила, не агукала, предпочитая молчание. Впрочем, я не специалист в младенцах, а уж тем более в драконьих младенцах. Если отец, сиблинги и прислуга не паникуют, наверное, все идет как надо. Но в библиотеку на всякий случай надо бы заглянуть. Мало ли, какие сюрпризы подготовила мне драконья анатомия.

— В какой-то степени я понимаю твое молчание, — сообщила я, зарываясь в шкаф. Так, тут пелёнки, здесь одеяльца, а где же одежда? Ага, вот. Красота-то какая! Тончайшее шитье по подолу платьица, явно ручная работа.

— Когда вокруг все болтают без умолку, неплохо бы и помолчать, да? — продолжала я разговаривать с малышкой… но, скорее, просто озвучивать вслух собственные мысли. — Больше услышишь и поймёшь, это точно. Так что ты молодец. Как тебе это платье? Хорошее? Кажется, тебе нравится. Значит, на нём и остановимся. Видишь ли, ты самая младшая из моих подопечных и с тобой я знакома хуже всех. С твоими старшими сиблингами я смогла познакомиться и даже подружиться. Тебе очень повезло, сразу четверо старших и каждый тебя очень любит. Я в детстве ужасно хотела большую семью. Думала, вырасту, рожу пятерых детей, а то и семерых. Целая толпа ребятишек, представляешь? И все они будут дружными и умными. Это же здорово, когда знаешь, что у тебя всегда есть мощная поддержка большой семьи. Конечно, для такой толпы нужен большой дом, поэтому на всех рисунках я всегда рисовала его — огромный особняк. Непременно с садом, потому что нельзя же растить пятерых детей без сада. Это безобразие какое-то…

За монологом я переодела Лоницеру и уложила в кроватку. Она не отводила от меня пристального взгляда не по возрасту серьёезных глаз.

— Сама не понимаю, почему об этом вспомнила, — продолжала откровенничать я, мягко покачивая кроватку. — Много лет даже не вспоминала об этих детских мечтах. Что-то в тебе есть, Лонечка, вызывающее старые думы и провоцирующее на откровенность. Тебе надо в разведку, милая.

Будущая разведчица сосредоточенно теребила одеяльце крохотными пальчиками, по-прежнему внимательно меня рассматривая.

— Засыпай, Лоницера, засыпай. В таких случаях, конечно, положено петь детям милые колыбельные… Я бы спела, но, боюсь, в моём исполнении это точно будет не мило, и от моего голоса ты, пожалуй, не уснешь.

— А я бы послушал, — мягко, не нарушая покой детской спальни, произнёс мужской голос. Я резко обернулась к двери, выхватывая взглядом знакомую фигуру.

Я с трудом подавила ругательства. Нецензурные слова почему-то всегда первыми приходят на ум в подобных ситуациях. Не то чтобы таких ситуаций у меня было много.

— Что ты здесь делаешь? — прошипела я нежно. Не хватало еще младенца засыпающего будоражить.

— Зашел навестить. Посмотреть, как у тебя дела.

И ни капли раскаяния или смущения. Одетый в щёгольский костюм-тройку Марк стоял, прислонившись к дверному косяку, и легкомысленно помахивал тростью.

— Приятно видеть, что ты довольна своей новой работой, — снисходительно улыбался он.

О, уж он-то своей работой точно доволен. Весь сияет, словно праздничная ёлка.

— Довольна? Да я… да ты! — я чуть не задохнулась от возмущения. Останавливала лишь мысль о том, что Марк меня, если что и на том свете найдет, откачает и впихнет в ещё чьё-нибудь бесхозное тело. Нет уж, к этому я хотя бы привыкла уже. — Меня тут чуть не посадили за воровство!