— Девонька, — позвал появившийся на крыльце Добролюб, — а ну идикась ко мне.

Леона улыбаясь, подбежала к крыльцу.

— Ну что, где встретились, тама и прощаемся, — проскрипел старичок, — держи вот, — он протянул ей небольшую деревянную баклагу, — в ней все свежим оставаться будет. Я туда отвару особого налил, сам зачаровывал. Он на случай серьезных ран или хворей. По глоточку пей, если шибко худо будет.

— Дедушка Добролюб, спасибо тебе, — благодарно принимая подарок ответила Леона, и присела на колени, чтобы обнять заботливого домового.

— И вот еще, — сердечно обняв девушку, домовой бережно поцеловал ее в лоб, — теперь тебя остальные домовые привечать будут, а коли попросишь, подсобят.

— Спасибо, — растроганно поблагодарила девушка, благодарно улыбаясь и прижимая к себе дорогой подарок.

— Ну давай, дитя, пора.

Леона сбежала с крыльца, быстро еще раз обняла Ружену, сняла Флокса с коновязи, и вставив ногу в стремя, мягко вскочила в седло. С тоской оглядев в последний раз место, в котором выросла, она посмотрела на домового и крикнула:

— До свидания, Добролюб!

— Удачи девонька, — проскрипел домовой, сотворяя обережный знак.

Затем повернулась к Наставнице.

— До свидания, Бабушка, — с теплотой попрощалась она, и развернув коня, дала шенкеля, пуская его легкой рысью, по лесной тропке, ведущей к проселочной дороге. Вот и начался ее путь.

У дома стояла женщина и тихо шептала обережные заговоры, глядя на удаляющуюся девушку. Она вытерла намокшие глаза, развернулась и пошла обратно в дом.

[1] Разиня — невнимательный, рассеянный человек.

[2] Урочище – какая-то выделяющаяся местность, что-то, что служит ориентиром или природной границей.

[3] Недоуздок – часть лошадиной амуниции. Надевается на голову, за ушами, и вокруг морды. Предназначен для того, чтобы вести или привязывать лошадь или крупный скот.

Глава 5

Солнце клонилось к западу. Вокруг летали тучи мелкого, раздражающего гнуса. Докучливые гады маячили перед лицом, норовя укусить побольнее, и попеременно забивались то в глаза, то в нос, утомляя не меньше распалившегося солнца. Конь раздраженно хлестал хвостом по бокам и время от времени мотал головой, стараясь отогнать надоевших кровососов. Подходили к концу вторые сутки пути. Леона свернула карту, которую только что внимательно изучала и убрала обратно за пазуху.

— Да-а, дружок. Кажется, мы с тобой не успеем до заката добраться до села. Придется, видно, нам все же в лесу ночевать.

Прошлую ночь они, как и рассчитывала Леона, провели в Дымищах, войдя в маленькую деревеньку еще засветло. Еще до того, как стало смеркаться, она успела определить Флокса на конюшню и найти добрых людей, которые приняли ее на ночлег и досыта накормили горячим ужином. Так что эту ночь она провела в тепле и уюте, и, казалось бы, после хорошего отдыха, они должны были успеть преодолеть нужное расстояние, но сегодняшний день отличился особенно горячим солнопеком. Флокс быстро уставал и неохотно переходил на рысь, двигаясь вялым шагом. Несколько раз, чаще обычного, приходилось останавливаться и скрываться в лесной тени, чтобы конь мог немного передохнуть. Благо, сегодня часть пути лежала неподалеку от реки, и конь на привалах мог вдоволь утолить свою жажду, потому как давать разгоряченному коню ключевую воду было бы опасно. Вот только, близость реки была еще и причиной разлетавшегося гнуса, который раздражал и утомлял коня не меньше, чем палящее солнце.

Сейчас же они второй час двигались, окруженные лишь луговыми просторами, и укрыться от солнца было негде. Леона некоторое время уже шла на своих двоих, чтобы облегчить путь Флоксу и, держа коня в поводу, вглядывалась в даль.

— Смотри, мы уже подходим к Змеиному урочищу, а за ним вон и лес уже начинается. Потерпи еще, дружок, — она сочувственно похлопала уставшего коня по шее и поудобнее перехватила повод.

Змеиным урочищем звалась длинная и низкая — всего аршин в высоту, каменная гряда, растянувшаяся на несколько десятков саженей и пересекающая луговое раздолье. Змеиной же гряду прозвали за то, что из года в год, едва пройдут последние деньки зимобора[1], и начнет входить в силу капельник[2], со всей округи на нее начинали сползаться змеи. Никто не знал, чем вызвана у них такая тяга к этим камням. Толи близость реки радовала их обилием лягушек, а поле — мелкими грызунами, толи солнце на этом месте грело по-особенному, но тем не менее, год от года десятки змей сползались на каменную цепь, покрывая ее одеялом из змеиных колец, и не уходили с нее до самых холодов. Поговаривали, что гряда эта — останки великого Полоза, от того и ползут сюда змеи — тянутся к своему повелителю.

Проселочная дорога широкой колеей лежала вдоль лугов и проходила совсем рядом со змеиным лежбищем, так что шанс встретиться на дороге с ползущим гадом был довольно велик. Флокс, однажды укушенный напуганным мелким ужом, боялся даже веревок, лежащих на земле. Поэтому Леона, на всякий случай, очень внимательно смотрела на дорогу, просматривая ее далеко вперед.

К тому моменту, когда солнце стало близиться к горизонту, разливаясь вдоль него теплым, оранжевым светом, они уже благополучно миновали Змеиное урочище и подходили к лесу. Там, у дороги, бил небольшой родник. Источник был обложен крупными камнями и прежде, чем скрыться в зарослях травы, вода собиралась в небольшой, усыпанной мелкой галькой, чаше, так что желающие напиться или набрать воды с легкостью могли наполнить свои баклажки в удобной кринице[3].

Леона привязала настырного Флокса, порывающегося сунуть морду в родник, к ближайшему дереву.

— Прости малыш, тебе еще немного обождать придется. Мы ведь не хотим, чтобы ты простыл, да?

Ободряюще похлопав недовольно ржущего коня по шее, девушка сняла с луки седла пустые баклажки и небольшой котелок и направилась к кринице. Спустившись к каменной чаше, Леона поклонилась источнику, прошептала приветственную ритуальную фразу и положила у ключика несколько орешков — ответный дар за возможность напиться, и присев, хорошенько поплескала в лицо ледяной водой.