Шрифт:
… — Так это правда…
… — Неужели это она?..
… — Кажется, девочке нужна помощь…
… — Что там происходит?..
… — Она нас слышит?..
… — Портал устойчив?..
… — Нужно позвать…
— Что за чертовщина, — испуганно прошептал ударивший Леону мужик, пятясь назад.
Тот же, что пытался содрать с нее одежду, замолк, перестав выть, и оглушено сидел, таращась сквозь окровавленные пальцы на непонятное и пугающее его явление.
— Леона! — вдруг воскликнула светловолосая женщина, пробираясь с другого конца комнаты в ее сторону.
— Мама… — пораженно прошептала Леона. — Мама! — она подобралась и ринулась навстречу матери, к проступившей в ночном лесу картине.
Но как только женщина добежала до границы с лесом и, протянув вперед руку, попыталась пройти сквозь нее, видение с громким звоном разрушилось. И девушка пораженно застыла в локте от того места, где только что проходила полоса света, и стояла ее мама. Живая. Настоящая. Мама.
— Ты что творишь, дрянь!? Я знаю! Знаю! Это черное колдовство! Пытаешь нас одурманить? — бешено зашептал, повышая голос до крика, второй мужик.
Леона, до того, словно находившаяся в трансе, резко, испуганно обернулась, глядя на него дикими, мерцающими фиолетовым сиянием, глазами. Ее взгляд, по-видимому, стал для него последней каплей в чашу его терпения и самообладания, и не выдержав, он схватил меч, и с нечеловеческим рычанием кинулся на Леону. Все еще находящаяся под впечатлением от произошедшего, она не успела сориентироваться и только и смогла, что попытаться увернуться. Но в тот момент, когда меч уже почти настиг ее, чтобы оборвать ее жизнь, на мужика, словно из ниоткуда, обрушился огромный черный зверь, снеся того в бок и с глухим стуком вжал в землю. Он с мерзким чавканьем быстрым движением перегрыз ему шею, и резко обернулся к Леоне, глядя на нее огромными, светящимися в темноте глазами.
Огромный, изъеденный сединой, черный волк посмотрел на нее, словно убеждаясь, что с ней все в порядке, и, резко сорвавшись с места, понесся в другую сторону, растворяясь во тьме ночного леса и оставляя за собой след из качающихся еловых лап.
Дрожа всем телом, она проследила за ним взглядом, и посмотрела на того, кто пытался ее убить. Он лежал, как сломанная кукла, с разорванной шеей, и остекленело смотрел в пустоту. Девушка ощутила, как начинают дрожать и подкашиваться у нее ноги, и она без сил опустилась на землю, с ужасом глядя на то, что сделал зверь с ее несостоявшимся убийцей.
— Тв-варь, — шипя сквозь зубы, напомнил о себе тот, кто так возжелал ее тела. Грязная рубаха его была залита кровью и измазана свежей землей, на лице его, покрытом багровыми разводами и подтеками, почти не осталось чистого места, а мутные, желтоватые глаза пылали уже не вожделением, а ненавистью. Единственным источником всех бед он видел сейчас напуганную, беззащитную девку, которая посмела дважды его ранить, и на которой он и собирался сейчас, с жгучим предвкушением, выместить всю свою злость. Содрогаясь от пережитого шока и пылающей внутри агрессии, он резкими движениями ринулся в ее сторону. — Да я тебя голыми руками задушу, мерзавка, — угрожающе прошипел он, приближаясь к ней, — и плевать я хотел на Ольцика.
Леона вдруг впала в оцепенение. В голове стало пусто, как в перевернутом ведре, а тело отказывалось шевелиться. Мужик в одно мгновенье пролетел разделяющие их пару саженей, навалился на нее, прижимая к земле, и болезненно сжал окровавленными руками тонкую шею, бешено пялясь на нее выпученными мутными глазами, и, с больной улыбкой наблюдая за тем, как она задергалась в его руках. Она широко распахнув глаза от ужаса, пыталась оторвать его руки от горла, больно впиваясь ногтями в его кожу, но сил не хватало, а все болевые точки, которые она наизусть знала с двенадцати лет, словно стерлись из памяти, и осталась лишь одна, но до его шеи дотянуться у нее не получалось. Воздух кончался. Обезумевший мужик, сдавил ее побледневшими пальцами еще сильнее и обнажил сжатые зубы в диком оскале так, что на его шее натянулись жилы. Она судорожно попыталась нащупать яры, но до них было не добраться. Перед глазами стало темнеть. Из последних сил ухитрившись извернуться и подтянуть согнутую в колене ногу, она ухватилась за крохотную малахитовую рукоятку и, вынув из голенища стилет, вслепую всадила его в ублюдка.
Хватка ослабла, и девушка судорожно, с болезненными хрипами, начала хватать ртом воздух. Она, наконец, оттолкнула от себя мужика и с трудом отползла подальше, схватившись за горящее огнем горло. Мужик же, выпучив глаза еще сильнее, окаменел лицом, опустил дикий взгляд на торчащий из живота стилет, и потянувшись к нему, завалился на бок. Губы его обагрились кровью, густо вытекающий у него изо рта. Последним движением, прежде чем лишиться сил, он вытащил из себя клинок, и из открывшейся раны хлынула багровая руда.
Леона с ужасом смотрела на умирающего, мечась в тягостной нерешительности. Собравшись наконец с силами, она быстро подползла к нему и осмотрела рану. Удар пришелся прямо по печени, глубоко войдя внутрь и открыв обширное кровотечение. Она зажала пульсирующую рану рукой, судорожно пытаясь придумать, как его спасти, но Мара уже готова была принять в свою обитель нового смертного — жизнь толчками утекала из него, и Леона уже ничего не могла с этим сделать. Пульсация тем временем все замедлялась, становясь все реже и слабже, пока наконец не стихла окончательно вместе с остановившимся сердцем.