— Спасибо, — смущенно ответил тот.

Тем временем я открыл водку, и оторвав кусок бинта, немного его смочил, а затем тщательно протер себе руки.

— Терпи, Пахан. Сейчас немного пощиплет. Рукой только не дергай, а то больнее будет.

Я осторожно отер кровь с краев пореза, а затем обработал их спиртовым тампоном. Сама рана была относительно чистая. Я удалил из нее несколько грязных комочков, затем прижал марлей и потуже перевязал. На последнем этапе Пашка застонал и ему снова поплохело.

— Серег, намочи тряпку в воде. — Я показал на кусок ветоши на верстаке. — Давай сюда.

Смочив Пахе лоб и лицо, я заставил его еще раз приложиться к банке с компотом. Тот снова потихоньку пришел в себя.

— А теперь сидим и не дергаемся. Ждем скорую здесь. Чем меньше двигаешься, тем лучше.

Пашка кивнул, устало оперся головой о забор и прикрыл веки.

Я с беспокойством глянул на часы: два пополудни. Де репетиции еще час. По идее, должен успеть.

Рядом со мной присела на корточки Ирка.

— Капец, ты меня напугал, Егор. — Я только сейчас заметил, что ее немножко потряхивает. — Я думала… Блин! Пусть этого урода посадят! Что он до тебя докопался? — тихим шепотом закончила она, злобно глянув на Никитина.

Потом она взяла влажную тряпку и начала вытирать кровь Никитина с моего лица.

— Подхватишь еще заразу какую-нибудь, — пробурчала она. — Не знаю, что у этого идиота в крови, но ничего хорошего там точно нет.

В этот раз первой приехала милиция. Из желтого уазика чуть ли не на ходу выскочил всполошенный Роман Евгеньевич и пулей влетел в калитку. Окинув всю картину своим профессиональным взглядом, он примерно понял, что тут произошло.

— Смирнов! Опять ты? — возмущенно прикрикнул он.

— Причем тут Егор, Евгеньич? — резко осадил его Виктор Михайлович. — Да его вон этот чуть не убил. — Он бросил гневный взгляд на Никитина. — Нож там, — хмуро добавил он. — Его никто не трогал. Так что можете смело снимать пальчики. Пашку порезал. Мне угрожал. С ним еще двое было. Так что под группу лиц по предварительному сговору статейка тянет.

— Какая статейка, Михалыч? Ему же тринадцать, — нерешительно парировал участковый.

Я заметил, как после этих слов на лице Никитина промелькнула торжествующая улыбка.

— Тринадцать?! — вдруг взревел на всю улицу Иркин батя. — Тринадцать, мать твою?! — Участковый в нерешительности попятился, глядя, как сжимаются и разжимаются огромные кулаки. — Я вам устрою тринадцать! Я в прокуратуру жаловаться буду, на преступное бездействие, понимаешь-ли, ответственных должностных лиц. Лучше не доводи меня, Евгеньич! Ты меня знаешь.

Сделав пару глубоких вдохов, он продолжил уже более спокойно:

— Значит так, Роман Евгеньевич. Сейчас мы берем этого… кхм, преступника, и едем в отделение. А там оформляем его по полной программе. Я сегодня же выйду на председателя комиссии по ДН. А ты мне все подпишешь, чтобы я к нему не с пустыми руками, понимаешь-ли, пришел. Если сам не можешь, я за тебя твою работу сделаю.

— Ну почему ж… что ж… почему не могу? — как-то вдруг совсем забито ответил участковый и уважительно перешел на вы. — Все сделаем, как надо Виктор Михайлович. Вы это… не серчайте так.

Видимо, Иркин отец имел влияние, и не маленькое, в партийных кругах, раз участковый так резко присмирел. А значит велика вероятность, что Никитина на этот раз все-таки закроют в спецшколе. А там и до малолетки рукой подать.

— Только ведь это… ему в больницу надо. Как же мы его в отделение? — участковый нерешительно взглянул на Виктора Михайловича.

— Ты мне тут зубы-то не заговаривай! Значит, сам съездишь к нему в больницу. И как хочешь, но, чтобы сегодня у меня все бумаги для комиссии были! Это же уголовник! Таких надо изолировать. Здесь же твоя дочь гуляет, Евгеньич, — уже совсем смягчился Виктор Михайлович. — Как ты не понимаешь?

— Да все я понимаю, Михалыч. Сейчас всех опросим, улики соберем и запустим дело. Вечером сам завезу тебе бумаги.

— Вот это другой разговор! — вполне удовлетворенно ответил Виктор Михайлович.

Через пару минут приехала скорая. Никитина с Пашкой увезли на одной машине в сопровождении милиционера. А затем начался опрос свидетелей и пострадавших. Участковый по моей просьбе начал его с меня. Я быстро отстрелялся, подписал протокол, а Виктор Михайлович заверил. И меня наконец-то отпустили.