— Считай деньги! — произнес он угрюмо, по-хозяйски.

Но «Дохлая треска» не торопилась.

— Видишь, в какой дыре я оказалась по твоей милости! — высказала она Аиде. — Ни себе, ни людям!

— А ведь ты тоже планировала его убить! — выдала девушка. — Да кишка у тебя тонка!

— Что ты несешь, детка?

— Ты знала о его болезни, — продолжала Аида, — и мое посещение оптической фирмы не вызвало бы у тебя подозрения, если бы подобный сценарий сама не прокрутила в своей башке!

— Вот зараза! — выругалась Марина.

— Хватит вам! — вмешался парень. — Считай деньги.

Больше она не отвлекалась. Этой девке палец в рот не клади! Марина скрупулезно перебирала пятидесятки, будто физиономия Гранта не внушала ей доверия.

— Почему не сотенными? — наконец спросила она.

— Бери что дают! — не пожелала объясняться Аида. Она не понимала, почему Иван так медлит.

— Вот твои бумажки, вместе с копиями, — вручила ей Марина.

— Пересчитай еще раз, — попросила девушка, — и напиши расписку.

— Никаких расписок! — угрюмый голос начал раздражаться.

И в это время отчетливо послышались шаги прямо у них над головой.

— Что-то новенькое!

Парень бросился к окну. Он действительно выглядел хлюпиком. На голову ниже своей пассии.

Он высунулся по пояс, и в руке у него блеснул пистолет.

— Эта сука привела своего дружка! — крикнул он Марине, а сам кинулся в другую комнату.

Марина онемела и не могла пошевелиться. Забыла она, что ли, о своем дамском пистолете? Аида поискала глазами сумку, с которой «Дохлая треска» приходила к ней на Гурзуфскую. Сумка висела на гвозде в коридоре. А вдруг пистолет уже у нее в руке и она его прячет под столом?

В соседней комнате раздался звон бьющегося стекла, а затем последовали два выстрела. Марина вздрогнула и закрыла ладонями лицо. Из груди ее вырвался страшный рев. Аида не успела добежать до ее сумки. На пороге появился Иван, он крепко сжимал «ТТ» и «Макарова». Одна рука у него была в крови. Увидев его, Марина заорала: «Не-е-ет!», но Мадьяр, не раздумывая, выстрелил ей в лицо. Женщина охнула и повалилась на пол.

— Блин! — выругалась Аида, извлекая из чужой сумки пистолет. — Это же обыкновенная зажигалка!

— И у этого хлюпика был не настоящий, а газовый. — Иван неожиданно зычно рассмеялся. — Ребята решили поиграть в бандитов. И доигрались.

— Что у тебя с рукой? — усталым голосом спросила девушка.

— О стекло порезал. Чепуха! — Он спрятал пистолеты в карманы брюк и, обмотав руку носовым платком, вдруг встрепенулся: — Эй, милая, ты же «пальчики» оставила!

Пока она сгребала со стола деньги и «важные бумажки», Иван тщательно протер Маринину сумку и пистолет-зажигалку.

Аида двигалась как сомнамбула. Волнения последних дней перешли в депрессию. Она в одночасье потеряла все ощущения и способность сопротивляться судьбе. Если бы Иван решил и ее прихлопнуть за компанию, она не стала бы возражать.

— Хватит возиться! — прикрикнул он на Аиду и даже дернул ее за руку. И в это время на кухне раздался оглушительный звон падающей посуды.

Они замерли, превратившись в статуи. Мадьяр очухался первым и в два прыжка оказался в соседнем помещении.

— Эдьэ мэг а фэнэ! — раздалось оттуда.

— Миаз? Ки аз?[5] — машинально перешла она на венгерский и будто очнулась от тяжелого сна.

— Сама посмотри! — Иван стоял на пороге кухни и кивал вглубь.

Но и так все было ясно, потому что заплакал ребенок. Мальчик лет четырех пытался втиснуться в узкое пространство между холодильником и батареей и задел полку с железными банками, в которых хранились крупы. Он сидел на полу, обсыпанный манкой, беспомощно раскинув ручонки, и голосил что есть мочи.

— Что будем делать? — Иван полез в карман за пистолетом. — Пацан довольно большой. Может сдать нас милиции.

— Не смей! — закричала она не своим голосом, и ствол пистолета уткнулся ей в грудь. — Гад! Сволочь!

Аида отхлестала его по лицу, и Мадьяр в конце концов бросился наутек. Аида кинулась за ним.

Добежав до первого этажа, Мадьяр обернулся. Щеки пылали от пощечин, руки тряслись, как у алкоголика.

— Рискованно его оставлять! Давай подожжем эту развалюху? Выберется — его счастье! Не выберется — наше счастье! Кинем жребий судьбе!

Она ничего не ответила, только вцепилась ему ногтями в грудь и выволокла из дома.

Уже в машине Аида дала волю слезам.

— Откуда взялся ребенок? — повторяла она всю дорогу. — Почему она никогда не говорила о ребенке?

— Мальчик, наверно, жил у ее родителей, — рассуждал Иван, — и она взяла его на выходные.

— Дура! Какая дура!

— Успокойся! В тебе сработал материнский инстинкт. И это может нам стоить тюрьмы…

— Заткнись!

Она не помнила, когда плакала в последний раз. Даже в детстве была на удивление сдержанной и неплаксивой. И вот плотина разбита и ничем не остановить потока.