— Дожили! Какие-то штатские французишки прищемили нам хвост. А чего еще было ждать при таком-то руководстве, — пробубнил Лаптев.

— Успокойтесь, подполковник, пока мы ничего не проиграли. Мы в начале пути, — сказал Степанов несколько туманно и обратился к экспертам: — Я верю мсье. Однако не сомневаюсь и в правильности вашего резюме. Значит, человечество, само того не зная, обладает двумя подлинниками Джоконды. Вероятно, великий Леонардо, написав Мону Лизу, в том же году повторил портрет. Тютелька в тютельку! Возможно ли такое, почтеннейшие искусствоведы?

— Это исключено! — не задумываясь, отвергли эксперты. — Нельзя повторить портрет, пейзаж или натюрморт с точностью до тютельки. И тем более Джоконду! Расхождения неизбежны! И в параметрах, пусть даже в сотые миллиметра. И в складках платья. И в положении рук. И в таинственной улыбке. В цветовых, наконец, оттенках. А здесь все сошлось! Да, вы абсолютно правы: мировая культура обрела второй подлинник Моны Лизы! Но откуда он взялся? Мы не можем объяснить его происхождения. Наш разум пасует перед этой загадкой!

— Но есть человек, которому известен ответ. Бывший рецидивист — снова не бывший… некто по кличке Клизма. Он же Виктор Алексеевич Душкин, — задумчиво произнес Степанов.

Мелкий жулик Клизма был удостоен высочайшей чести: его объявили во всероссийский розыск. Но корона эта оказалась великой для Клизминой головы, он не проносил ее и единого дня — закоренелого неудачника задержали на Каширском рынке. Важный объект поиска укрылся за торговой палаткой и, ошибочно чувствуя себя в безопасности, тянул из горла дешевое отечественное пиво. Клизму так и доставили в отдел с недопитой бутылкой.

— Ай-яй-яй, Душкин! А на дорогое пиво пожалели денег? — усмехнулся Степанов.

— А где их взять, начальник? Я больше двух косых в руках не держал отродясь. Сейчас и вовсе трепыхаюсь на одну зарплату, — пожаловался Клизма.

— А Джоконда? Тут не тысячи, счет идет на сотни миллионов… Может, и миллиарды, — прикинул полковник. — В японских иенах.

Запущенная физиономия Клизмы вытянулась дыней, но сказал он другое, отводя глаза:

— За копию-то?

— Это был подлинник, — возразил Степанов.

— Ошибаешься, начальник! — повторил Клизма слова директора Лувра. — Настоящая Лизка в луврском музее. Я там ее видел сам, как тебя. Правда, это было давно, — закончил он с грустью.

«Неужто этот человек бывал в Париже?» — удивленно подумал Телков, глядя на его затасканную куртку, бывшую, наверно, в далеком прошлом бежевой, поношенные грязные брюки и видавшие виды бурые кроссовки.

Сам он присутствовал при допросе как главный свидетель.

Итак, посмотрел Телков пристально на Клизму, и ему показалось, будто он видел Душкина раньше, может, задолго до своей милицейской службы, и будто бы в совершенно ином обличии. Но в каком? Этого Телков, хоть убей, не мог припомнить.

— Душкин, Мону Лизу украли. И тот портрет, который был у вас, самый подлинный подлинник. Что установили специалисты, — сказал Степанов с укором.

— Шьешь дело, начальник? Обколешься! — неожиданно нагрубил обычно-то тихий Клизма. — Я тоже смотрю телевизор. Подлинник-то уборщик вернул. Вон как! Твои специалисты — фуфло! У меня была копия! Понял? Копия! И привет!

Что-то неведомое придавало ему уверенность, позволяя считать себя неуязвимым.

— Копия так копия, — вдруг уступил Степанов и как бы невзначай поинтересовался: — И где вы ее взяли?

— В мусорном баке, — не задерживаясь брякнул Клизма и якобы с удовольствием повел рассказ: — Иду, значит, мимо этого бака. Иду культурно. Солнышко светит. Чту УКа. Глядь, а там, посредь отбросов, эта вещь. Никак, думаю, кто-то перебирается на новое место, ну и бросил как лишнее барахло. Все же не увезешь. Верно, начальник? Я поднял, раз ничье, обернул и понес. А тут этот мент. — Он кивнул на Телкова. — Извиняюсь, работник правоохранительных органов. Он хоть и в пиджаке, но я ментов… работников то есть, чую за километр. Я по привычке и чесанул. Виноват. Хотя все было по закону.

— Да, паниковали вы зря, — согласился Степанов. — Но, допустим, лейтенант Телков в тот час пошел домой другой дорогой. Перед вами свободный путь. Вы взяли картину и понесли. Куда? К кому?

— К кому же еще? К этому… коллекционеру. Мне-то она на хрен… Э, что это я?! Путаю все. Путаю, начальник. Не знаю я никаких коллекционеров! В жизни не видал ни одного коллекционера! Не сойти мне с этого стула! — проговорившись, поклялся Клизма. — Я ведь что? Понес портрет домой. Дай, думаю, повешу в своей комнатешке. Хоть он и копия. Я, начальник, такой человек: люблю красоту. Особенно картинки!