— Потому-то, Душкин, вас сразу и ловят. Не умеете вы лгать. Бездарный вы, Клизма, преступник! — пренебрежительно произнес Степанов.

— Я бездарный?! Да я сотворил такое! Скажу — у вас глаза полезут на лоб. Вы тут попадаете все, будто от высшей меры! — уязвленно ляпнул Клизма и сейчас же расстроился: — Ну что это сегодня со мной? Опять шучу. Ты мне, начальник, не верь. Меня небось укусила какая-то муха. Точно муха! И я острю, острю!

— Вот и славно. Выдайте нам что-нибудь еще этакое остроумное, — попросил Степанов. — Например, фамилию и адрес коллекционера, к которому вы направлялись. Видать, редкий чудак. Обычно собирают подлинники. Он коллекционирует копии… Ну, ну, Душкин, смелее! Выкладывайте, коль уж проговорились.

— Это для меня, начальник, полная темь. Кто он и где живет. Знал бы, тебе бы, начальник, сказал как своему. Не выйти мне из этого кабинета! — заверил Клизма, зрачки его бегали туда-сюда.

— Вот те на! Как же вы тогда собирались продать свою находку, если не знаете кто он и где его искать? — будто бы удивился Степанов.

— А он мне звякнул сам: дескать, сегодня приходи туда-то и тогда-то. И так каждый раз. Он звонит, я прихожу. У нас с ним дела: то да се, что-то достать в магазине. По дешевке. Рамки для картин, какую-нибудь мебелишку. Так и теперь, он позвонил, я пошел. По дороге глянь: портрет! Вот думаю, ему и толкну. Это совпадение, начальник! Клянусь! — И Клизма неумело перекрестился, ткнув перстами сначала в правое плечо, затем в лоб.

— Но при встрече вы как-то его называли. Скажем, Иван Иваныч, — предположил Степанов.

— Точно! — воскликнул Клизма и, подавшись к Степанову, зашептал, словно таясь от Телкова: — Верняк, его зовут по-другому. Это имя — полная туфта.

— И как он выглядит, наш условный Иван Иваныч? — спросил полковник, поражая Телкова своим терпением.

«Клизма бессовестно врет и сейчас снова соврет», — уныло подумал лейтенант.

— Как выглядит?.. Он… маленький… толстый… как шар. Волосы?.. Волосы… Густые… Во! Черные, — сочинил Клизма на ходу и, прочтя на лице Телкова его чувства, прямо для него добавил: — Честное слово!

— В нем нет надобности. Мы вам верим, — сказал полковник. — Можете идти. Вы, Душкин, свободны!

— Разыгрываешь, начальник, — не поверил Клизма.

То же самое решил и Телков.

— Ступайте, пока я не передумал, — проворчал Степанов, придвигая на край стола видать давно подписанный пропуск.

Телков и не заметил, когда он поставил подпись.

Клизма хлебнул из бутылки пива, чтобы привести себя в чувство, схватил листок и вылетел за дверь.

Онемевший было Телков снова обрел дар речи и воскликнул с горестным упреком:

— Товарищ полковник, он же все наврал!

— Душкин сам правды не откроет. Хоть допрашивай целый год. Видно, за этим подлинником стоит что-то очень серьезное. А держать его дольше у нас нет ни малейших оснований. Он нашел вторую Джоконду в куче мусора, и попробуй докажи, что это не так. К тому же до сих пор никто не заявил о пропаже. Можно подумать, этот портрет и впрямь ничей. Поэтому мы пойдем другим путем. Установим за Душкиным наблюдение.

— И он приведет нас к разгадке! — подхватил смышленый молодой опер и повеселел.

— Не будем обольщаться быстрым успехом, — предостерег Степанов своего питомца. — Поищем-ка одновременно весьма странного коллекционера. Несомненно, он — голова в этой таинственной истории. Душкин не больше чем исполнитель. Покрутимся среди художников, особенно среди тех, кто кормится копиями. Лично вы, лейтенант, пошуруйте на диких рынках. В Измайлово, на Старом Арбате… Владей вы красками и кистями… и чем еще малюют?., вам было бы легче. Но… — Степанов окинул подчиненного оценивающим взглядом и скептически вздохнул.

«Сергей Максимыч, как всегда, прав», — уныло размышлял Телков, усевшись за свой скромный письменный стол в не менее скромной комнатке, которую делил с другим оперативником. Имей он в среде художников хотя бы тонюсенькие связи, все было бы и впрямь попроще. С кем-то встретился, кому-то позвонил, ля-ля — и, глядишь, что-то нащупал. Но кто скажет чужому человеку, к тому же милиционеру?.. Был у него знакомый живописец, да и того убил матерый киллер, вообразив, будто тот о нем знает все.

Сам Телков баловался кисточкой и акварелью только в далеком детстве. Тогда ему на день рождения подарили коробочку красок. Один рисунок он помнит и сейчас. На нем корявый деревянный домик с кривой трубой. Из трубы валит дым. Мимо ворот катит грузовик на двух неровных колесах. За ним, переставляя ноги-спички идет соседка тетя Маня, несет, растопырив спички же руки, ведра с картошкой. Будет торговать на базаре. У тети Мани круглое лицо, рот от уха до уха, морковка-рот, вместо глаз — пара жирных точек. То, что это соседка, знал лишь он, автор рисунка.