«Полнота его позднего происхождения. Так толстеют те, кто резко бросает спорт, — подумал Телков, глядя на пластичные движения тяжеловесного Маркизова. — Может, он вспомнил прошлое и снова начал баловаться на ринге? С такими же, как сам? Тогда это объясняет синяк».

— Юрий Вадимыч, вы когда-нибудь занимались боксом? — спросил Телков, проверяя свои догадки.

— Судьба миловала, отродясь не брал в руки перчатки. Боксерские, разумеется, — весело сказал писатель. — Понимаю, юноша, вас заинтриговал мой фингал. Нет, у него вполне прозаическое происхождение. Днями отключили свет, и я впотьмах наткнулся на угол тумбочки, искал фонарь. В результате обрел два фонаря.

Так, безумолчно болтая, он провел своих экскурсантов в большую комнату, где три стены были увешаны картинами в позолоченных рамках, четвертая плотно заставлена книжными полками.

Телков впервые видел живого писателя, пусть и фантаста. Не удержавшись, он восхищенно спросил:

— И это все сочинили вы?!

— К сожалению, не все. С «Дон Кихотом» и «Анной Карениной» мне не повезло. Меня опередили, — и Маркизов подмигнул Степанову.

— Лейтенант любит прикидываться наивным. Поэтому держите с ним ухо востро, — сказал полковник, бросив Телкову выразительный взгляд.

Тот и сам уже понял свою оплошность, присмотревшись к корешкам книг, и теперь старался изо всех сил не покраснеть, не подвести начальника.

— Спасибо за предупреждение, — с улыбкой поблагодарил писатель. — Однако на полках немало и моих книг. Фантастика сейчас нарасхват. Сергей Максимыч, признайтесь! Вы, небось, тоже поклонник этого жанра? Должны, должны его любить. Воображение у вас так и бьет фонтаном!

— Не угадали, — вздохнул Степанов. — Я замшелый реалист. Мне подавай стопроцентные факты! Так что с воображением у меня полные нелады. Скуден.

— Не прибедняйтесь! — Маркизов шутливо погрозил полковнику пальцем. — Прежде чем выследить и арестовать снежного человека йети его следовало во-о-бра-зить!.. Признаться, мы — писатели-фантасты с трепетом следим за каждым вашим шагом. Бывает, придумаешь что-нибудь этакое совершенно фантастическое, и тут же тебя прошибает холодный пот: а вдруг, пока ты выводил последнюю строчку, полковник Степанов уже обнаружил, что э т о за существо на самом деле, задержал и доставил на Петровку!

— Мои успехи весьма преувеличены, — с горечью усмехнулся Степанов. — Йети в тот же день сбежал из камеры предварительного заключения. И пропал, словно его не было. Попробуй теперь докажи, что он существует, если у него не успели снять отпечатки пальцев. А ящер Несси и вовсе оказался самозванцем.

— Значит, вы не так опасны, как вас малюют. — Маркизов с облегчением вздохнул.

Во взгляде его, брошенном на Степанова, появилось некоторое пренебрежение.

«И этот попался! Его тоже, как и многих, ввело в заблуждение грубое крестьянское лицо моего шефа», — отметил Телков в уме.

— Но мы отвлеклись. Моя коллекция перед вами. Угощайтесь! — сказал он будто бы с иронией, но в словах его прозвучала плохо скрытое тщеславие. Он гордился собранием копий.

Телков повернул голову и, не удержавшись, вскрикнул:

— Это она!

Перед ним висел тот самый портрет дамы, вылитой его Люси, который он видел в Третьяковке, следуя на задание в репинский зал.

— Да, это мадам Струйская, — с нежностью произнес Маркизов. — Воспетая великим Пушкиным. «Ее глаза — как два тумана… Ее глаза — как два обмана…» — прочитал он, блаженно прикрыв глаза.

«Прямо о Люсе. Особенно, когда она тобой недовольна, но пока это держит в себе», — поразился Телков.

— Сии замечательные строки принадлежат другому поэту, Николаю Заболоцкому, — рассеянно возразил Степанов, разглядывая картины.

— А вы утверждали, мол, вас не следует опасаться. Вон как вы меня припечатали, — с кислой улыбкой упрекнул Маркизов.

— Случайное совпадение, — пробормотал полковник, не отрываясь от своего занятия. — Шел осмотр места преступления, уж не помню где, пока техники снимали отпечатки, я открыл лежавшую на подоконнике книгу, разумеется, обмотав кисть руки носовым платком. Это был томик Заболоцкого. Открыл наугад и попал именно на стихотворение, посвященное Александре Петровне Струйской, урожденной Озеровой… Копия выполнена превосходно. Есть и другие — не отличишь от оригинала… А может, они — оригиналы? А, Юрий Вадимыч? — будто не придавая значения своим словам, по-прежнему увлеченно созерцая картины, пробасил Степанов.

— Оригиналы, дорогой Сергей Максимыч, в своих родных музеях, где им положено быть, — назидательно ответил Маркизов. — Впрочем, вам несложно проверить.

— Уже проверили, — как о чем-то неважном и скучном вскользь известил полковник и вернулся к главной теме, сказав с легким укором: — Но в вашем собрании, вы уж не обижайтесь, больше откровенной халтуры.

Великолепные копии и впрямь перемежались с топорной работой. Среди неудачных Телков обнаружил и «Охотников» Перова. А рядом блистал портрет Мусоргского, такой же, как в репинском зале, — халат, распухший красноватый нос…