— Зато красиво, — мечтательно произнесла Тоня Любочкина.

— Ничего ты не понимаешь, Антонина! Тут главное что? — возмутился Федор Швец.

— Ну что? — Тонечка развернулась к Федьке вполоборота, оперлась подбородком о кулачок и уставилась на парня мечтательным взглядом.

— Смысл и символизм! Вот что! А какой символизм в сирени «Олимпиада Колесникова»? У нас тут что, олимпиада такая проходила? Или что? — отчеканил Федор, торжествующе уставившись на Тоню.

— Не проходила, — согласилась Антонина. — Но если только этот сорт выживет в морозы, тогда что же, остальные просто пусть погибнут, потому что Федору непременно нужна сирень Победы или имени Комсомола? — поддела Любочкина одноклассника.

Я видел, что девчонка не со зла, а из желания поговорить, обсудить и, может быть, даже чуточку заинтересовать Федора, голова которого нынче была забита мыслями о поступлении в педагогический институт.

Наши совместные учительские усилия дали плоды. Федор взялся за ум, закрыл все белые пятна по учебе, улучшил отметки по всем предметам. Конечно, золотая медаль парню не светила, но не удивлюсь, если десятый класс Швец закончит на одни четверки и даже несколько пятерок, по той же физкультуре, и даже по математике, что стало огромной неожиданностью для предметника.

— Решено, соглашаемся на «Ветку мира», а на следующий год будет видно, — подвел я итог нашему совещанию.

И вот на весенних каникулах я планировал сорваться в Москву, в опытно-показательный селекционный питомник «Калошино», где нынче Леонид Алексеевич состоял на должности директора, но, тем не менее, продолжал сам лично выводить новые сорта сирени.

Всю зиму я прикидывал, как бы мне раздобыт денег, чтобы и ребят прихватить с собой. Но, увы, директор школы и товарищ Звениконь ничем не смогли мне помочь. А для родителей поездка обошлась бы накладной. Я примерно подсчитал расходы и не стал даже предлагать. К товарищу Лиходеду обращаться не стал. Уверен, Семен Семенович не отказал бы в помощи. Другой вопрос: что он потребовал бы взамен? Немного изучив этого хитрована, я не готов был идти с ним ни на какие сделки и договоры.

Так что ехать за пятнадцатью саженцами сирени «Ветка мира» мне предстояло одному.

Как ни странно, но второе полугодие выдалось удачным и даже спокойным. Все планы осуществлялись, идеи реализовывались, поддержка на самом высоком уровне тоже нашлась.

Идея о шествии Бессмертного полка нашла не просто понимание, но и встретила горячий энтузиазм со стороны некоторых партийных работников. Причем настолько горячий, что идею едва не похоронили под горами бюрократических заморочек чертовы крючкотворцы. Но мы с ребятами подстраховались, написали письмо в газету «Вечерний Новосибирск» и озвучили наше предложение.

Корреспондентов очень заинтересовала наша идея, в школу началось паломничество журналистов. У нас взяли интервью, которое неожиданно перепечатали в самой известной газете страны этого времени, в «Правде». После чего волна патриотизма смыла с пути все препоны. Шествие прочно заняло место в умах советских граждан. Нам в школу приходили письма, в которых люди не просто благодарили, но рассказывали истории о своих погибших и живых ветеранах. Писали и сами ветераны, благодарили и делились своими историями. Просили за боевых товарищей, у которых не осталось родни. Даже присылали фотографии с просьбой принять в ряды Бессмертного полка.

Корреспонденты приезжали еще два раза. В первый раз мы с ребятами рассказали и показали образцы фоторамок на шестах, которые уже сделали для своего Бессмертного полка. Во второй раз прибыла целая делегация, направленная в нашу жеребцовскую школу от нескольких редакций.

К этому моменту журналисты уже скорее раздражали, чем пугали моих десятиклассников, школьников и коллег. Они мешали учебному процессу, были бесцеремонны и настойчивы. Но мы с честью выдержали атаку борзописцев. И продолжали трудиться над созданием портретов и алых растяжек с надписью «Бессмертный полк».

Кстати сказать, как я и предполагал, селяне охотно и с радостью восприняли нашу задумку. Школьники на уроках труда под руководством Степана Григорьевича усердно трудились, создавая специальные фоторамки с шестами.

Волна прокатилась по всей стране, о шествии вещали радио, газеты и даже телевидение. Нас едва не сделали эдакими свадебными генералами, но мы активно отбивались, следуя своим путем.

На весенних каникулах я благополучно съездил в питомник к товарищу Колесникову, пообщался, заручился поддержкой и получил двадцать саженцев сирени «Ветка мира». От оплаты Леонид Алексеевич отказался категорически, заявив, что это его вклад в парк Победы.

Уж не знаю, каким образом, но в гостинице в Москве меня отыскал корреспондент из самой «Правды» и убедил дать эксклюзивное интервью. Я опасался подвохов и претензий, но беседа прошла наилучшим образом, несмотря на то, что приходилось тщательно следить за своей речью. Все-таки я умудрился прожить несколько эпох исторических перемен. Главное, не ляпнуть чего-нибудь эдакого, чтобы за мной не пришли товарищи в погонах, как за возмутителем спокойствия и антисоветчиком.

Выступил я и на общепедагогическом собрании, презентовал свои мысли по развитию советского образования, поведал, какие перспективы вижу. Вот тут меня едва не записали в шпионы. Когда я озвучил идею единого государственного экзамена, отредактированного и адаптированного под советские реалии, коллеги едва не порвали меня на части. С пеной у рта некоторые учителя доказывали, что мысли мои — несуразица, нелепица и слепое подражание Западу, что неприменимо для воспитания советского гражданина. На что я спокойно отвечал: дайте мне возможность организовать все на деле, а не на словах, и я добьюсь того, чтобы институты Академического городка рассмотрели экспериментальную форму приема студентов со всей страны. тут же приводил пример нашей успешной олимпиады. По результатам которой Володя уже считался студентом, а еще пятеро школьников внесли в списки претендентов. Ребят ждало серьезное собеседование, если сдадут школьные экзамены на высшие баллы.