— К тому же, — добавил он, глядя на горизонт, — даже если бы я убрал тебя, это бы ничего не решило. Твои люди остались бы беззащитными перед Эхо. А она, поверь, рано или поздно доберётся до них.

Рогов обернулся, и его взгляд стал острым, пронизывающим.

— Итак, Макар, решение за тобой. Союз против общего врага или продолжение вражды? Жизнь твоих близких или верность своим принципам?

Я молча сидел, прикидывая, с какой из двух тварей лучше иметь дело.

Рогов — хладнокровный ублюдок, на счету которого тысячи трупов. Мастер манипуляций, привыкший использовать людей как пешки. Его глаза — как у снайпера, высматривающего жертву через прицел.

И Эхо — психованная сука с голосами в башке. Тикающая бомба, которая может рвануть в любой момент.

Оба — монстры. Один расчётливый, другая — безумная. И с кем-то из них мне придётся работать, чтобы спасти своих.

Охуенный выбор, блядь. Просто зашибись.

После Торжковского рынка…

День 1 после изгнания.

Леха не помнил, как выбрался за пределы рынка. Воспоминания были смазанными, словно наблюдаемыми через мутное стекло — громкие голоса, лица, искаженные отвращением и страхом, грубые руки, волокущие его к воротам. Кто-то плюнул ему в лицо, кто-то пнул под зад, когда его выбрасывали за периметр, как мешок с мусором.

Теперь он сидел, привалившись спиной к бетонной стене заброшенного здания недалеко от Торжковского рынка. Сквозь разбитые окна проникал тусклый вечерний свет, рисуя длинные тени на пыльном полу. Культи обеих рук пульсировали тупой, ноющей болью. Бинты, неряшливо намотанные медсестрой перед изгнанием, уже пропитались кровью. Эти твари даже не удосужились его подлечить, перед тем, как вышвырнуть на улицу.

Леха не плакал. Слезы закончились еще там, на рынке, когда он впервые осознал весь масштаб своей беспомощности. Он просто смотрел в одну точку, не моргая, с остекленевшим взглядом человека, у которого отняли всё.

Снаружи послышались голоса. Леха инстинктивно вжался в стену, пытаясь слиться с тенями. Мимо его укрытия проходил патруль с Торжковского — двое мужиков с автоматами. Они говорили громко, не боясь привлечь внимание мертвяков.

— … короче, Ника мертва, — говорил один, выпуская дым через ноздри. — Голубев всем впаривает, что это безрукий телекин её убил.

— Херня какая, — второй усмехнулся с кривой ухмылкой. — Как можно убить без рук? Даже нож не удержишь.

— Дебил, у него же способности. Он теперь глазами предметы швыряет, — первый постучал себе по виску. — Володя всем рассказывает, что псих бросил в неё чем-то тяжелым и проломил башку.

— А я слышал другое, — второй понизил голос до заговорщического шепота. — Серый дежурил в ту ночь возле штаба. Говорит, что слышал выстрел из кабинета Голубева. И только потом началась вся эта история с Телекином. Тебе не кажется это подозрительным?

— Меньше болтай, если голова дорога, — первый огляделся по сторонам. — Голубев сейчас как чёрт. Этому безрукому ещё повезло, что его просто выкинули, а не закопали за периметром.

— Туда ему и дорога, — кивнул второй. — Нытик был редкостный. А вот Нику жаль… Отличная была баба. И в ротик рабочий, и задницей крутила как надо…

— Ты-то откуда знаешь? — хмыкнул второй.

— Да пошёл ты…

Голоса удалялись, пока совсем не стихли вдали. Леха сидел, оглушенный услышанным. Ника мертва. И Голубев обвиняет в этом его. Что-то окончательно сломалось внутри Лехи. Он почувствовал, как внутренности скручивает незнакомое, жгучее чувство — не просто обида или гнев, а настоящая, всепоглощающая ненависть. Желтизна в глазах усилилась, окрашивая мир в болезненные янтарные тона.

— Убью, — прошептал он пересохшими губами. — Убью вас всех.

Слова прозвучали как клятва, и от этого ему стало легче. Теперь у него была цель. Смысл. Что-то, за что можно зацепиться в этом новом аду, который выворачивал мир наизнанку.

День 3

Выживать без рук оказалось мучительно сложно.

Леха проснулся от нестерпимой жажды. Горло пересохло, язык распух и прилип к нёбу. На прикроватной тумбочке стояла бутылка с водой, которую он вчера с трудом нашел в соседнем магазине. Всего пара метров — и она будет его. Но как? Как, блядь, взять её без рук?

Он попытался схватить её ртом, неловко приподнявшись на кровати. Бутылка упала и покатилась по полу, глухо стукаясь о дощатые половицы.

— Да ебись оно всё! — заорал Леха, вскакивая на ноги.

Он пнул бутылку, что, разумеется, только усугубило ситуацию — теперь она откатилась еще дальше, к стене. Леха посмотрел на свои культи, обмотанные грязными бинтами. Он даже сменить их не мог.

В отчаянии он сосредоточился, активируя телекинез. Воздух вокруг бутылки задрожал, но она даже не сдвинулась с места. Леха нахмурился, концентрируясь сильнее. Еще никогда в жизни он так отчаянно не пытался сфокусировать свою силу.