А то он мне сейчас, конечно, ни единым словом не соврал, это я уже хорошо различать научилась. Вот только то, что он говорит правду — вовсе не означает, что он говорит мне всю правду. Мало ли, какие нюансы Ваня мог оставить за рамками своего чистосердечного признания?

Не хотелось бы, чтобы эти нюансы свалились на меня в виде ножа в спину…

Иван — боярский сын плечами повел и намёк мой понял правильно. Заговорил:

— Там, на поляне у твоей деревни, где ты меня, Премудрая, пленила, видел я след разменных чар. Чары эти будут из жертвы жизнь тянуть, а Василисе от того сил прибывать будет.

— А что, Иван, сложно ли заметить разменные чары, а заметив, понять, что это они и есть?

Спросила, а сама изо всех сил постаралась лицо держать равнодушным.

— Коль раз видел, Премудрая — так ни с чем не спутаешь.

Я покивала с умным видом: понятно, мол. Уточнила:

— А если не видел? Могла ли опытная ведьма — или там, колдун! — не разглядеть, что это за чары такие и к чему они?

Иван не спешил отвечать на этот вопрос, смотрел на меня внимательно, изучающе. И когда заговорил, слова подбирал аккуратно:

— Коли смотреть станет ведьма или колдун с опытом, с разумением — так быстро что к чему разберется, Премудрая.

Ах ты ж су… сугубо нехороший персонаж женского пола!

Это я сейчас про соседушку свою драгоценную, Властимиру, чтоб её, Распрекрасную.

Потому что, ну не врал Иван сейчас! Я чем угодно в этом поручиться могла!

Ладно. Ладно — с добрососедскими отношениями мы разберемся позже. И я не гарантирую, что весь шиповник Прекрасных после этого останется цел и невредим. Сейчас же разберемся с более насущными проблемами.

— И как, много ли силы от этих чар Василисе прибудет?

Молчание. И хмурое:

— Да сколько жизни — столько и сил…

Здорово. Прекрасно. И выходит, что я, дура Премудрая, рыжую стервищу еще и своею силой подкормила. Не только своей — но и урочища.

Мо-ло-дец.

Умница!

— Как это колдовство разорвать?

— Проще всего — убив колдуна, — мрачно подтвердил мои нехорошие предположения Иван. — Ты не гневайся, Премудрая, только… Зачем спрашиваешь заново? Я ведь, пусть и не всё, но самое главное, про чары разменные и про то, как детей спасти, помощнику твоему уже рассказал!

Я медленно поднялась на ноги, глядя на Ивана в упор.

“Мать-мать-мать!” — кучеряво заметалось по-над лесом эхо вырвавшегося у меня гнева на одного дурака и страха за другого.

— Ах ты ж… сказочник хренов! Что ж ты сразу с этого не начал?!

Илья!

Я метнулась к конюшне — вспомнила о важном, крутнулась на пятках так, что у многострадальных моих кроссовок только чудом подошва не отвалилась. В избу ринулась, словно штурмом ее брала.

Рыскнула взглядом по комнате, и, бросив в сторону печи “Гостемил Искрыч седлай Булата!”, плеснула в воздух водой из кувшина.

Чары сплелись легко, как никогда, вот только радоваться этому мне было некогда.

— Настасья! Илья Василису воевать пошел!

За гладью водяного зеркала охнуло, стукнуло, но мне уже было не до того. Бросив чары и наплевав на растекшуюся по полу лужу, я уже неслась назад, во двор.

Булат, оседланный и взнузданный, ждал у ворот, грыз удила, рыл копытом землю нетерпеливо.

Как в седле оказалась — сама не поняла. Всегда-то мне для этого помощь требовалась, а тут, гляди-ка, нужда пришла — и в одиночку справилась.

Ворота выпустили нас и захлопнулись за спиной. Я было, встрепенулась, что пленнику не сказала, как быть — но махнула рукой и на это.

Что мне до него, в самом-то деле? Если умный — сидеть будет ровно и куда не надо, не полезет. Если же и впрямь Иван-дурак… что ж, значит, судьба его такая.

— Нам туда, Булат.

Я махнула рукой куда-то на северо-восток, потянувшись к незримой нити, что соединяла меня и укутавшие Илью чары.

Волшебный конь тряхнул черной челкой, уточнил, примериваясь:

— Далеко ли?

— Не знаю, Булатик, — мрачно отозвалась я.

То есть, я знала, точно чувствовала, где та часть моей силы, что осталась с Ильей! Но… измерить это расстояние во внятных единицах — не могла.

— Понятно. Тогда держись, Премудрая — пойдем тихим ходом!

И только я открыла рот вякнуть “Мне бы побыстрее надо!”, как он тряхнул гривой, копнул землю громадным копытом — и ветер забил мне несказанные слова куда-то в желудок. Булат сорвался с места без оглядки на дорогу, что уводила в сторону, к Малым Елям, строго, как по нитке, выдерживая указанное мной направление.