— Чёрт! А вдруг он… — Илья прервался, боясь произносить вертящуюся на языке фразу.

— Успокойся, Илья, не нужно делать поспешных выводов, — нежно и успокаивающе произнесла смуглянка. — Освободимся и осмотрим его, я уже почти разобралась с положением ножа этого страшного карлика. Кстати, кто они такие, ты успел понять?

— Гоблины, — умерив эмоции, ответил Илья, наконец сев на колени. — А Мал, почему он не вылез из своей берестянки, ведь мы в его родном мире…

— Фух, фух, фух, — знакомо запыхтел запечник, совсем как тогда, при первой встрече в полуразрушенной избе, вызвав неподдельные эмоции молодых людей.

Тактично переждав радостные возгласы людей, Малюта принялся за разъяснения, потратив несколько мгновений на развязывания сложных узлов и освобождение Ильи и Ясмины. Домовой поведал, что едва не погиб. Он был заперт в берестянке, ощущая враждебный и чужой мир, который пил из него силы.

— Неведомо, сколько бы я ещё продержался, не воротись мы обратно, — густой баритон звучал из уст маленького пушистого существа, во все глаза смотрящего на растирающих затёкшие конечности людей. — Рассудок покинул меня и воротился, когда ты, Ясмина, подумала обо мне. Я понял, что мы вернулись, ощутил, как силы вновь наполняют меня. А ты, Илья, произнёс моё имя вслух, скинув остатки оков, что удерживали меня в Кармане.

— Годогост, посмотри, что с ним! — чувствуя, как по онемевшим мышцам расходится приносящая облегчение боль, почти выкрикнул Илья, стал подниматься с земли. Он даже не запомнил, как до этого добежал до Ясмины, обнял её, а после они оба рухнули на ковёр из листвы, скованные муками. — Он до сих пор не пришёл в себя!

Превращение в грациозного кота заняло доли секунды, после чего Мал так же быстро, всего в несколько прыжков, оказался возле гмура.

— Жив наш маг! — вновь обретя свою внешность, объявил домовой. — Сон лучше всякого лекарства, но Годогост не спит, поэтому не поправляется.

Мал быстро справился со связывающими гмура верёвками, а подошедшие на ватных от волнения ногах путники перевернули его на спину. На чародея было страшно смотреть, огромная буро-чёрная гематома протянулась от гладкого затылка до переносицы. Борода слиплась от крови, нацепляв ворох мелких веточек и листьев.

— Бедный наш… — слова Ясмины оборвались, она зарыдала, падая на колени. Девичьи руки запорхали вокруг лица мага самоучки, осторожно и тщательно очищая его густую бороду от мусора. — Илья, посмотри, он на грани!

За годы, проведённые в Интернате, Илья научился сдерживать слёзы, но сейчас он этого не желал. Солёная вода заструилась по щекам, но легче не стало. Он сел рядом с плачущей навзрыд Ясминой, обнял её, не в силах найти слова утешения. Мал шмыгнул веснушчатым носом, обошёл Илью и привалился тёплым боком к зеленоглазой, стал тихонько успокаивающе гладить её по бедру.

— Мал, ты умеешь лечить? — выдавил парень, рукавом вытирая слёзы.

— Увы, мы, запечники, хорошие врачеватели, когда дело касается сна. Не спит, к примеру, дитя, всю ночь напролёт на всю горницу орёт, так это я сдюжу, угомоню, сладких снов напущу. А вот тело латать, с этим мне не совладать.

— Как же так, он же отлично видит в темноте, — всхлипнула Ясмина. — Почему не заметил этих гоблинов? Почему удар пропустил?

— Он же тоже человек, мог просто и не заметить засаду, — радуясь тому, что Ясмина успокаивается, поддержал разговор Илья. — У всех случаются промашки.

— Зато эти твари не промахнулись! — зло проговорила девушка, резко стирая со щеки катящуюся каплю. — Надавали нам по башке, будь здоров!

Она снова принялась очищать бороду Годогоста и непроизвольно коснулась его раздутой побагровевшей переносицы. Девушка вскрикнула, отдёрнув руку, словно ужаленная пчелой-мутантом.

А с этими полосатыми тварями, делавшими такое полезное и редкое лекарство как мёд, она знакома не понаслышке. Только благодаря старухе-знахарке Ясмина не лишилась ноги. Бабушка Халима первая увидела их — свору перепуганных, чумазых детишек, нарвавшихся на улей на крыше разрушенного нежилого здания. Они бежали и плакали, те, кто, конечно, мог. Ясмина не могла и упала в пыльную траву на подступах к поселению. Ногу жгло адским огнём, а потом она перестала сгибаться в колене и вообще подчиняться девочке.

Её и ещё троих детей взрослые притащили в хижину из строительного хлама спустя несколько минут. Врачевательница, наотрез отказавшаяся жить в подвале разгромленной многоэтажки, молчаливая, с кожей, похожей на мятую бумагу и неизменной самокруткой в уголке ввалившихся губ, не теряла ни секунды. Ведь когда в человеческий организм попадает живое жало, оно старается как можно быстрее «зарыться» в жертву и пустить в нём корни. А после начинается кошмар, в результате которого ужаленный может лишиться части тела, а то и просто умереть. Однако своевременное вмешательство и лечение могли всё исправить. Главное и самое сложное — это избавление от жала, порой засевшего очень глубоко и продолжающего движение в плоть жертвы.