Несмотря на жаркий день, его обдало стужей, той, родной, знакомой до боли в мышцах и инея на коже, что до костей промораживала упыря, когда он впадал в спячку, чтобы пережить голодную зиму. Он словно бы наяву ощутил порыв ветра, колющий и бьющий кожу миллиардами ледяных частичек. Явление на Колючих островах частое и очень привычное для коренного обитателя.

Оторопев от нахлынувших чувств и таких реальных ощущений, Мерлей мысленно приказал жеребцу сбавить темп, а потом и вовсе перейти на шаг. Какое-то время Совершенный не понимал, куда и зачем он движется, по наитию управляя лошадью. Когда впереди замаячила старая полуразрушенная изба и колодец, он осознал, что находится в нужном месте. Спешившись, он уверенно проследовал к оголовку скважины, заглянул в пахнувший холодом полумрак.

Несколько минут ничего не происходило, но притяжение этого места не отпускало Мерлея. Гость с Колючих островов не мог отвести взгляда от холодно мерцающей воды. А потом гладь вдруг вспенилась, закипела, как котелок на костре, и мигом позже разгладившись, застыла, словно стала одной из граней ледяной призмы в Серой башне.

Лик хозяина проявился на дне колодца, такой реальный, что казалось, сам Кощей находится сейчас в воде.

— Здравствуй, Мерлей, — холодный и властный голос Креслава вывел упыря из оцепенения.

— Рад приветствовать, мой хозяин, — слова сами собой слетели с губ Мерлея.

— Недурно, — удивлённо вскинув брови, произнёс некромант и зло добавил, сверкнув зелёными глазами: — Очеловечился совсем, это хорошо, тебе же легче будет среди этого стада, что ещё населяет земли Руси!

Совершенный хотел добавить, что именно знания и кровь хозяина помогают ему с результатами преображения, но не успел, Кощей снисходительно продолжил:

— Верной дорогой движешься, похвально, в этом я почти не сомневался.

На лице упыря возникла скромная улыбка, похожая на его собственную, именно так улыбался начинающий чародей, когда его первые магические потуги оценивал Акамир Светлый. Кощея аж передёрнуло. Никогда, больше никогда он так заискивающе не улыбался и не улыбнётся, как перед этим напыщенным альвом!

— Но это не отменяет общего отставания! — теперь два изумрудных осколка, на которые стали похожи глаза Креслава, буравили Мерлея, он буквально ощущал это своей новой чувствительной кожей. — Медленно, очень медленно продвигаешься! Людские потребности и пороки стали тому причиной, верно?

Мерлей хотел опустить голову, но шею будто зажали в железные клещи.

— Да, — выдавил он через силу, голова упыря раскалывалась от невероятного ощущения, что его мозг грубо ощупывают руками, сдавливают и трясут. — Порой очень трудно удержаться…

— Хватит! — резко оборвал его Креслав. — Не нужно оправданий! Всё, что меня интересовало, я увидел сам, и многое мне не понравилось! А уж поверь, если мне не нравится, когда мои приказы становятся второстепенными, я могу очень огорчиться!

Тело Мерлея отказывалось подчиняться ему, оно приклеилось к колодцу и было в полной власти хозяина Серой башни. Вспышка боли захлестнула, разметала и унесла за собой все мысли упыря, прокатилась по всему одеревеневшему телу.

— А когда я огорчён, то кому-то обязательно бывает больно, — ледяные слова пробились в заложенные уши Мерлея. — Очень больно. Урок усвоен?

— Урок усвоен, хозяин, — вымолвил трясущийся от нахлынувших чувств Мерлей. Чувств новых, делавших его, жителя Колючих островов — слабым и зависимым от обстоятельств. — Не люблю боль, я стал ощущать её сильнее…

— Вот и славно, — оборвал лепет упыря некромант. — А теперь в путь. Живо!

Изображение Кощея подёрнулось рябью и пропало. Мерлей отшатнулся от примагнитившего его колодца, едва не упал. Иллюзии свободы и вседозволенности разлетелись в труху. Как он вообще мог помыслить о том, что может сорваться с поводка? Как? Неужто кровь, что он вдоволь пьёт каждый день, затмила ему разум? Или человеческая натура гнёт свою линию? А может быть, и то, и другое. Задаваться вопросами было поздно, хозяин прочитал все его мысли и сделал выводы не в пользу Мерлея.

Немного придя в себя в тени разрушенной избы, которую не преминул обыскать, упырь отправился дальше. Дальнейший путь рисовался в его воображении сам собой, и отклониться в сторону Мерлей опасался.

* * *

Пришедшие к единому мнению низкорослые уроды-гоблины приободрились, стали суетиться вокруг костра в поисках нужной кухонно-походной утвари для жарки мяса на вертеле, а Илье оставалось одно — лежать, обмерев от страха. От мысли, что сейчас его живого подвесят над раскалёнными углями и начнут медленно запекать — кровь застывала в жилах, а тело покрывалось холодным потом. Неужели это конец? Он столько раз обманул смерть, ещё там, в Интернате, потом путешествуя по мирам, а теперь, значит, всё — лимит везения исчерпан? Но почему же так глупо, жутко и больно? Чем он заслужил подобную участь?