Эджения понимала это и даже говорила себе, что должна быть благодарна отчиму. Правда говорила она это себе не в серьёз, а с иронией. Потому что она прекрасно знала, что, отправляя её на бал, отчим заботился не о ней, а о своих интересах. Ибо на королевской бал дебютанток её отправили, чтобы просто-напросто выставить на аукцион. И если бы не Кинвет, то её бы отдали в жену тому, кто предложил бы за неё отчиму лучшую цену.

– Кинвет здесь уже давненько? – подскочив с постели, воскликнула девушка. – Так что же ты, глупая, сразу, как только он прибыл, меня не разбудила?!

– Так потому что мне велели вас разбудить не сразу, а только что! – одновременно испуганно и обиженно захлопав глазами, принялась объяснять Айна. – Вот как наказали так я и сразу! А до этого ж откуда мне было знать, что вас прям немедля разбудить надобно?! – недоуменно вопросила девушка. После чего, понизив тон, ещё и ворчливо пробурчала себе под нос: – Так что ничего я не глупая...

– Прости, Айна. Конечно же, ты не глупая. Это я спросонья не разобралась, – повинилась Эджения. – Прощаешь?

– Да чего уж там, – тут же смягчилась девушка. – Сами знаете, я отходчивая. Да и знаю я, что вы не со зла. Такую хозяйку, как вы ещё поискать нужно. Мне кухарки наши так и говорят, что я вам не прислуживаю, а сыром в масле катаюсь. Так что и вы меня и простите. Хотя, вы сами виноваты, избаловали вы меня… – с нарочито тяжким вздохом закончила она свою мысль. И в следующее же мгновение всплеснув руками, воскликнула: – Ох, что же это я?! Вас же ждут! А я вместо того, чтобы вас причесывать, стою тут наговариваюсь. Ну я сейчас быстро, садитесь, – взяв в руки расческу, кивнула она на мягкий стульчик.

Благодарно улыбнувшись, Эджения села напротив зеркала.

– А платье готово? – чисто для проформы поинтересовалась она, поскольку знала, что иначе и быть не может.

– Конечно, готово, – ожидаемо заверили её. – Как вы и просили: приготовила вам ваше любимое – голубенькое с рукавами фонариками и ленточками на груди.

Прежде чем постучать в закрытую дверь принадлежащего отчиму кабинета, в попытке унять бешеное сердцебиение, Эджения глубоко вдохнула и выдохнула. Один раз. Затем ещё раз. И ещё.

– Да, что это со мной?! – приложив к пылающим щекам ледяные ладони, спросила у себя девушка. – Откуда этот страх? Кинвет любит меня! И он не из тех, кто способен предать! – сказала она себе и решительно подняла руку со сжатым кулачком. Однако вместо того, чтобы постучать в дверь… снова опустила руку вниз.

Неизвестно сколько бы она так стояла, если бы буквально через несколько секунд из-за поворота не вынырнул бы лакей, несущий в руках поднос, груженный пирожными, чашками и чайничком.

Посему деваться Эджения было некуда, острожно постучав в дверь и услышав разрешение войти, она распахнула дверь и, пропустив лакея вперед себя, вошла вслед за ним.

Как только девушка увидела, кто в гостях у отчима, сердце её упало. Ибо кто-кто, а герцог Адамант Вестгейерский к ней в дом с хорошими новостями не пришёл бы. Это она знала также хорошо, как и то, что Кинвет гораздо больше опасался вмешательства в их помолвку этого человека, чем своего отца.

И выходит не зря…

Хотя, мысленно горько усмехнулась она, без отца Кинвета, Великого короля Кинварха, явно тоже не обошлось. Просто не пристало Великому королю самому заниматься тем, чем может заняться его доверенное лицо.

Дабы, случайно не выдать, насколько сильно она не рада столь высокому гостю, как, впрочем, и того, что она знает, кто именно к ним пожаловал, Эджения перевела взгляд на стоящего возле окна пузатого краснолицего коротышку.

– Вы хотели видеть меня… бба-атюшка, – слово «батюшка», как и всегда, далось ей с трудом. Но мать настаивала, чтобы она, обращаясь к их «спасителю от разорения и бесчестия», называла его исключительно: «батюшка» и никак иначе.

Обернувшись на голос падчерицы, «батюшка» прошёлся по ней сальным взглядом маленьких бесцветных глазок и расплылся в приторно-слащавой улыбке.

– Жени-ии, – с ударением на последний слог, пропел он. – Ну что ты стала в дверях, как не родная, проходи. Я взял на себя смелость заказать тебе чая. Разумеется, я предупредил Ганса, чтобы тебе заварили твой любимый арнаутский чай.

После этих слов отчима, Эджения уже не предчувствовала, а знала – пришла беда. Эти двое определенно что-то задумали. Что-то, что выгодно Светлейшему герцогу и делает, в прямом смысле слова, счастливым её жадного до почестей и денег отчима.

Однако деваться снова было некуда: изобразив на лице благодарную улыбку, она сделала книксен, затем прошла и присела в предложенное ей кресло.