Что заставило Эджению нырнуть назад в свою комнату, а не поспешить навстречу этому с детства хорошо знакомому перестукиванию каблучков, дабы предложить матери спуститься на кухню вместе, она не имела никакого понятия.

На самом же деле, всё объяснялось просто. Не притронувшись вечером к ужину, она пропустила подмешанную ей в еду вечернюю дозу зелья. В любой другой день, это не сошло бы ей с рук, и её заставили бы, например, выпить молока или сока или какую-нибудь полезную микстуру. Однако конкретно в этот вечер её мать и отчим, как, впрочем, и все вокруг, были так озабоченны подготовкой к предстоящему свадебному торжеству, что про то, что надо бы проследить за тем, приняла ли Эджения очередную дозу зелья, было совершенно забыто.

Справедливости ради надо отметить, что до того вечера Эджения никогда не отказывалась от пищи, потому особой беспечностью со стороны отчима и её матери это не было. К тому же, с действием внушающего апатию зелья вступило в противодействие повышенное нервное напряжение девушки, чего ни первому, ни второй – не хватило опыта, образования и просто ума предвидеть.

Цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок. Простукали мимо Эджении каблучки матери.

И снова девушка не поняла, что именно заставило её на цыпочках, словно она была воровка какая-то, покрасться вслед за матерью.

Будь у Эджения время всё обдумать и помощь хорошего менталиста, она бы, конечно, вспомнила десятки раз, когда мать вела себя по отношению к ней подозрительно.

Но конкретно в тот момент, она понятия не имела, почему ведет себя так странно. Не просто странно, а ненормально!

«Во-первых, – думала девушка, – я слежу не за кем-нибудь, а за своей собственной матерью! Во-вторых, я слежу за ней не где-нибудь, а в её собственном доме! Что может быть ненормальней?!»

И тем не менее, остановиться Эджения не могла. Её словно что-то за руку вело.

Не остановилась она и тогда, когда мать вошла в кабинет отчима и закрыла за собой дверь.

Прекрасно понимая, что в этом опять и снова нет ничего необычного, Эджения всё равно приложила руку к двери и активировала подслушивающее заклинание. И сама удивилась насколько отчаянно она хочет знать то, о чём её мать будет разговаривать с отчимом.

Настолько, что за те две или три секунды пока из кабинета не доносилось ни звука, она успела не только обеспокоиться по поводу правильности прочтенного ею заклинания, но и влить в подслушивающее заклинание столько сил, что, когда её мать, наконец, заговорила, Эджения чуть не взвизгнула от неожиданности: голос прозвучал настолько громко и звонко, что на миг ей показалось, будто мать стоит рядом с ней и орёт ей в самое ухо.

К счастью, речь свою Гортензия Тенебрис Шелериспе Борель Маллуин начала с имени мужа, поэтому дочь её отделалась лишь бешено заколотившимся сердцем и кратким приступом трясучей лихорадки.

– Фартелиус, где тебя демоны носили?! Ночь на дворе, а тебя всё нет и нет! Я уже не знала, что и думать, тем более…

– Гортензия, ягодка моя, прости… – засюсюкал голос отчима.

– Прости-ии?! Прости-ии?! – в прямом смысле слова, взбеленилась «ягодка». – За что именно ты просишь у меня прощения, мерзавец?! Уточни пожалуйста?!

– За то, что не сообщил тебе, что задерживаюсь? – втянув голову в плечи, неуверенно предположил Фартелиус Борель Маллуин, которого очень уж смутил и слишком воинственный настрой супруги и то, что она назвала его мерзавцем.

На миг, он даже испугался, что дражайшая супруга прознала о его визитах в бордель…

Не то, чтобы это было такой уж катастрофой. Однако и хорошего в этом тоже было мало. На развод бы, конечно, Гортензия не подала, ибо финансово она всецело зависела от него. Но и простить не простила бы. И это, наверняка, бы отразилось на их отношениях. Чего Фартелиусу совершенно не хотелось. Потому как супругу свою он любил. Причём, и как мужчина, и как купец, обеспечивший себе благодаря женитьбе на вдове дракона более высокий статус в обществе.

К счастью, купеческие боги, снова миловали его и дело оказалось совершенно в другом.

– Не прикидывайся, Фартелиус! – гневно отреагировала на его предположение супруга. – Ты прекрасно знаешь, о чём я! Когда я согласилась помочь тебе выдать замуж мою дочь за Натаниэля Бриена фон дер Аргента, я сделала это только ради того, чтобы спасти ей жизнь! – гневно продолжала между тем вещать его супруга. – Ты убедил меня, что он – достойный молодой дракон и что он позаботится о моей девочке! Но только, что я узнала, что это ложь! Никакой он не достойный дракон! Он – сын заговорщика! И сам он заговорщик! Заговорщик, которого отправили в ссылку! Вот почему он решил уехать из столицы! И вот почему свадьбы НЕ БУДЕТ! Да, моя девочка не чистокровная драконница и не из старинного рода! И поэтому она недостойна быть женой принца! Но и женой заговорщика она тоже не будет! Я этого не допущу!

– Если хочешь, чтобы твоя дочь жила, то допустишь. Ещё как допустишь, милая, – спокойно ответил Фартелиус Борель Маллуина. Тон его был одновременно вкрадчивым и констатирующим факт. – Потому что таково условие короля. Эджения должна выйти замуж за Натаниэля Бриена фон дер Аргент и отправится вместе с ним в ссылку. Иначе она не доживёт даже до конца завтрашнего дня.

– До конца завтрашнего дня? – испуганно переспросила женщина. – Но разве нельзя договориться? Мы же не отказываемся выдать Эджению замуж… Я просто хочу, чтобы она связала свою жизнь с кем-то достойным, с кем ей бы не угрожала опасность, кто не навлёк бы на её голову новые беды. Кто любил бы её, а Натаниэль Бриен фон дер Аргент её не любит, ты и в этом тоже солгал. Более того, он призирает Эджению. Он считает её охотницей за богатым титулованным мужем, которая слишком высоко замахнулась, за что и поплатилась! – дрожащий голос обеспокоенной за судьбу дочери матери сорвался на плач.