– Гортензия, милая моя, успокойся, хорошая моя… – обняв зашедшуюся в горьких рыданиях женщину, ласково проговорил толстяк, оказавшийся рядом с женой с удивительным для его выдающихся корпулентных достоинств проворством. – Ваше Святейшество, Ваше Сиятельство, простите меня покорнейше, но мне нужно переговорить с женой и доо… падчерицей. Обещаю вам, я всё улажу! Дайте мне пять минут, и я всё улажу.

Жрец покровительственно кивнул, демонстрируя тем самым, что не имеет ничего против того, чтобы подождать лишних пять минут. А вот шатен, судя по выражению его лица, которое стало ещё более задумчивым и хмурым, настолько понимающим не был, точнее, доверчивым.

И оказался прав.

– Эджения, – позвал толстяк и показал головой на дверь в стене храма.

Однако глубоко задумавшаяся, в связи с тем, что пыталась хоть что-нибудь понять, Евгения его не услышала. Да и имя было не её, чтобы отреагировать на него неосознанно.

– Эджения! – повысил голос толстяк. – Не ради меня, ради матери твоей прошу! – последнюю фразу, очевидно, для пущей убедительности, он приправил умоляющими нотками.

[1] 87 этажей – это где-то порядка 500 метров над уровнем земли.

Евгении было жаль рыдающую навзрыд несчастную женщину, которая, в отличие от мерзкого толстяка, по-видимому, совершенно искренне считала её своей дочерью, но себя ей было жаль больше.

Слишком свежо ещё было в её памяти, как толстяк сначала обездвижил её, а затем влил в неё какую-ту гадость, после всего одного глотка которой, она стала сама своя.

По этой причине, повести себя благородно, но глупо – она не могла себе позволить даже во сне.

– Не о чем нам говорить! – приняв решение, воинственно заявила она, оглядываясь при этом по сторонам, в поисках надёжного пути к бегству.

И, о счастье! Таковой имелся! Буквально в паре десятков шагов от неё имелся боковой вход, дверь, которого словно подмигивая ей, то впускала, то выгоняла из храма лучик солнечного света.

– ЧТО-ООО?ЧТО ЗНАЧИТ НЕ О ЧЕМ? – разворачиваясь к ней всем корпусом, одновременно оскорбленно и гневно возмутился стоявший до этого вполоборота толстяк.

– Что-ооо? Как не о чем?.. – вторя ему, прошелестели по храму шокированные возгласы гостей. – Ах-аааах?.. – заохали самые впечатлительные.

– НЕБЛАГОДАРНАЯ!!! – продолжал патетично голосить толстяк, для пущей драматичности закрыв руками лицо. – Я ж только для тебя! – из-за толстых ладошек послышались странные звуки, которые, по-видимому, должны были звучать как рыдания. – Всё для тебя! А ты позорить меня вздумала!

– Ах-аааах?.. Позор! Какой позор! – сочувственно пронеслось по толпе.

Евгения же тем временем, несмотря на неимоверную тяжесть подвенечного платья, со скоростью ветра уже летела к боковому выходу, снося, при этом, всё, что стояло на пути к её свободе.

К слову, благодаря отвлёкшему на себя внимание толстяку, в основном именно грохот и привлек внимание к её бегству.

Первым шум поднял один из служек храма:

– Да что ж это деется?! – всплеснув руками риторически поинтересовался он, со слезами на глазах наблюдая за мерцающими в свете настенных канделябров осколками горного хрусталя, устилающими собой каменный пол. – Эти ж подсвечники только сегодня взамен старых привезли!!!

– Уходит! Невеста уходит! – подсказали ему из толпы.

Расстроенный служка на это лишь рукой махнул, нужна ему эта невеста…

А вот Фартелиуса Бореля Маллуина, само собой, известие это, мягко говоря, очень заинтересовало.

– Как уходит?! – заревел он взбесившимся медведем, мигом забыв о глубокой печали. – Я ей уйду! – безапелляционно объявил он и ринулся следом.

Разве что для того, чтоб ноги ей переломать, чтоб не бегала, где не попадя! – между тем продолжал размышлять сокрушающийся служка. – Вот только он не бьёт женщин. Ущерб, конечно, оплатят, понимал он, но это ж специальный заказ! И пока новые сделают Верховный жрец ему ж всю плешь проест.

Мысль о том, чтоб переломать беглянке ноги, посетила и Фартелиуса. Вот только прежде её требовалось догнать.

Услышав рёв, обещавшего догнать её толстяка, Евгения заставила себя бежать с ещё большой скоростью. Благо, тяжеленную диадему с головы она уже сняла, и, воспользовавшись примером графа Монте-Кристо, бросила её в толпу, дабы отвлечь внимание преследователей и создать позади себя хаос. К слову, с этой же задачей неплохо справлялись также и отваливающиеся от её платья драгоценные камни.