Семьдесят шесть погибших. Сотни людей, получивших разной степени тяжести химические ожоги. Тысячи госпитализированных с отравлениями. Та же участь постигла также и скот, и домашнюю птицу, и растительность. Такое не для одной компании не прошло бы бесследно.

Но утверждать, что её компании угрожает банкротство, только потому что расследованием её деятельности занялась правительственная комиссия и банки требуют предоставления им либо дополнительных гарантий финансовой стабильности, либо немедленного погашения кредитов – это уже чистой воды развод!

Они её, что совсем за идиотку держат? Подумать только, они даже все документы подготовили! Требовалась только её подпись. И по двадцать пять процентов с носа отправятся на биржу. Вот только её двадцать пять процентов от шестидесяти двух процентов акций, не ровня тем десяти, пяти, трём и одному проценту, которыми владели прочие директора. Прежде всего потому, что, отдав двадцать пять процентов от своих акций – она потеряет контрольный пакет.

Она понимала страхи и опасения своих директоров. Они свои акции получили не по наследству и не за красивые глаза, а заработали тяжким трудом. Понимала она также и то, что их акции без её двадцати пяти процентов особо никому не нужны. Точнее, они не нужны тому одному, кто затеял эту игру. И кто готов заплатить за её акции очень хорошие деньги.

Не дождётся!

Губы её сжались в прямую, упрямую линию. Взгляд её вновь переместился на документы с грифом «ЕВГЕНИИ МАРТЫНОВОЙ КОНФИДЕНЦИАЛЬНО, В ОДНОМ ЭКЗЕМПЛЯРЕ».

Это был отчёт нанятого ею крупного международного детективного агентства. Она получила его прямо перед совещанием и потому успела просмотреть лишь вскользь. Но и этого вскользь ей хватило, чтобы понять: в отчёте содержатся ответы, если не на все её вопросы, касательно природы вышеупомянутых взрывов на химических заводах, то определённо на большую их часть.

Понимая, что чтения ей хватит на всю ночь, а потому было бы неплохо разместиться покомфортнее, Евгения переместилась вместе с документами на диван, сбросила с себя туфли, поудобнее опёрлась на подушки, и углубилась в чтение…

Точнее, попыталась углубиться, потому как буквально через минуту дверь в её кабинет распахнулась и на пороге возникла её личный секретарь-референт, уже немолодая, нанятая ещё её матерью, но всё ещё весьма энергичная, и, что самое главное, отлично знающая своё дело, и потому совершенно незаменимая.

– Господи, Лида, я совсем о вас забыла! – всполошилась девушка, оторвав взгляд от документов.

– А я о тебе нет! – с улыбкой ответила женщина. – Я заказала тебе машину. И она тебя уже даже ждёт. Так что бери свои документы и чеши домой. Если не ради себя, то ради меня. Ты ж знаешь, как я не люблю оставлять тебя здесь одну.

Учитывая, что отчет о результатах расследования с тем же успехом, и определенно большим комфортом, можно было продолжить изучать дома, предложение заботливой женщины показалось Евгении более чем разумным.

Приёмная порадовала уютным, приглушенным светом, а вот тишина, столь несвойственная зданию бизнес-центра, наоборот, настораживала. Судя по тому, что сообщала кнопка-индикатор на панели управления, Лида позаботилась не только о машине, но и о том, чтобы вызвать лифт.

Оставалось лишь нажать кнопку и, миновав, его немедленно разъехавшиеся в разные стороны створки, войти в кабину, что занятая обдумыванием только что прочитанного Евгения машинально и сделала…

Как ни глубоко Евгения была погружена в далекие от лифта мысли, то, что с ним что-то не то, она поняла сразу, едва только её нога не нашла под собой привычной опоры.

Вот только сделать она уже ничего не могла. Потому как с чем-чем, а с силой земного притяжения не поспоришь.

Вот если бы она умела летать, то тогда, да, поспорила бы.

Именно эта не имеющая никакой практической пользы мысль почему-то была первой, как только она поняла, что летит вниз с восемьдесят седьмого этажа[1] и шансов на то, чтобы выжить при падении с такой высоты у неё нет.

Следующая мысль была о том, кому же из её Совета директоров так не терпелось от неё избавиться? Она не была наивной. Понимала, что от неё обязательно постараются избавиться. Вот только не ждала, что это случится так скоро. Думала, что у неё ещё точно есть неделя, а то и две. Была уверена, что, прежде чем решиться на убийство, её попытаются уговорить. И даже ждала этого, потому как это дало бы ей понимание, кто в её Совете директоров был запевалой, а кто – последователем.

Считала себя самой умной, ага! Уверена была что всё учла и всех просчитала, ага! Причём аж настолько, что даже под ноги не считала нужным смотреть! Ну вот получи теперь и распишись, чтобы не зазнавалась!

Евгения была так зла на себя, что ей совершенно не было страшно. Настолько зла, что, в отличие от Эджении, то, что с её падением происходит что-то не совсем естественное, она не заметила до тех пор, пока… это сверхъестественное не предстало перед её недоуменным взором с рекламным объявлением в руках: