Шрифт:
Та прохладно-вежливо улыбается нам, поправляя сползающие с переносицы круглые очки в тонкой оправе.
— Не будем же тратить время попусту, — директор приглашающе взмахивает рукой. — Прошу за мной.
Ракитин ведёт нас по мощёным дорожкам через двор академии в небольшое помещение. Его ассистентка, ловко цокая каблучками, проскальзывает в дверь первой, затем входим и мы.
Внутри пара больших окон, шкафы вдоль стен, да стол в центре со здоровенным прозрачным кристаллом на нём — вот и вся обстановка.
Госпожа Брукс открывает алую кожаную папку, готовясь вести какие-то записи.
— Прошу вас, Кирилл Викторович, положите руку на кристалл и полностью расслабьтесь, — воркует она так, что хочется выполнить любое её требование. — Процесс автоматический, нам останется только занести результат в официальные бланки.
— А потом мы обязательно отпразднуем твоё поступление, — заранее начинает мечтать Скороходов. — И дальше нас будут ждать великие дела, что прославят наши имена на весь мир!
— Мечтать не вредно, — ухмыляюсь напарнику и кладу руку поверх кристалла.
Проходит пять секунд.
Полминуты
Ещё столько же.
— Голубушка, кристалл работает как положено? — Ракитин тревожно смотрит на ассистентку.
Та задумчиво поправляет очки и поворачивается к Глебу.
— Попробуйте вы.
Скороходов, не раздумывая, прикасается к потенциометру.
Кристалл тут же начинает переливаться всеми цветами радуги, словно на его гранях пляшет солнечный луч.
— Какой у вас потенциал? — деловито интересуется госпожа Брукс.
— Портальная магия, четвёртый ранг с шансом развития до пятого, — отвечает тот, и в голосе его отчего-то проскакивают недовольные нотки. — Всё, как и указано в аттестате.
— Тогда прибор полностью исправен, — девушка вновь поправляет съехавшие на кончик носа очки. — Кирилл Викторович, попробуйте ещё раз.
Прикасаюсь к кристаллу снова, с тем же результатом. Он остаётся полностью прозрачным, никак не реагируя на контакт со мной.
Директор смущённо потирает переносицу и, наконец, нарушает затянувшееся молчание.
— Это, конечно, совсем не то, что я ожидал. Но от фактов деваться некуда, — он поворачивается ко мне со скорбным выражением лица. — Господин Островский, мне неприятно это признавать, но…
Скорбно вздыхает, явно подбирая слова. И наконец сообщает:
— Боюсь, с вашими талантами в нашей академии вы обучаться не сможете.
Вот это поворот!
Рандом, колоду краплёных карт тебе в оба уха сразу, нельзя своё величие в другой раз продемонстрировать!?
У меня тут работа мечты из рук уплывает.
Уже открываю рот, чтобы возразить, но Ракитин продолжает говорить, будто желая извиниться:
— Понимаете какое дело… Наша академия обучает студентов держать свои способности под контролем. Чтобы обладающий опасной силой человек не навредил себе и окружающим случайными манипуляциями с магическими энергиями. У вас же…
— Да что такое, в самом деле? — хмурюсь, придавая себе грозный вид. Госпожа Брукс рядом с сочувственным вздохом закрывает папку. — Можете сказать прямо?
— Со всем почтением к вашей персоне и Покровителю рода смею сказать совершенно точно, — директор набирает воздуха в лёгкие и, наконец, решается. — У вас абсолютно отсутствует потенциал! Ни к одному известному в этом мире виду магии вы просто не способны.
Ох, как здорово-то.
Не то чтобы я совсем этого не ожидал. Всё-таки магию в себе я с самого начала не чувствовал. Да и якул болтал что-то про копьё, которое, видите ли, созидать не умеет.
Вот только как, скажите на милость, мне теперь устраиваться на работу к Сорокину?
Способностей нет, диплома нет, перспектив нет. Прям ложись и помирай с горя. Ну или кредиторам сдавайся.
Да щас, разбежались!
— Но Савелий Кондратьевич, я же сам видел, как… — начинает было Глеб.
Но директор останавливает его жестом:
— Вы сами знаете, молодой человек, каковы правила академии. Мы не можем обучать того, кто не имеет способностей, будь он хоть трижды аристократ.
Ракитин качает головой и продолжает, будто прикидывая варианты:
— Всё, чем я могу вам помочь — выдать официальный документ о нулевом потенциале и уведомить об этом соответствующие инстанции. Извините, но привить способности не имеющему их человеку никто не в силах.