Я бросил на него взгляд.

— Например?

— Например, что там у тебя с принцессой Евой? — он прищурился с той ухмылкой, которая появлялась на его лице, когда он знал, что нарывается.

Я молчал. Надежда, что он заткнётся сам, улетучилась, когда он продолжил:

— Она на тебя смотрит так, будто хочет тебя либо поцеловать, либо убить. Причём не факт, что в этом порядке.

Я вздохнул, неохотно отворачиваясь от арены.

— Ева — это… политика, Лорен. Всё не так просто. Мы связаны обязательствами, амбициями, чужими интересами. Это не про чувства, не про желания, а про то, как правильно разыграть партию. Свои держатся вместе, но не всегда это значит, что они на одной стороне.

— Политика, да? — он скривился. — Знаешь, когда ты так говоришь, у меня создаётся впечатление, что ты сам не до конца разобрался.

— Может быть… — признал я, стараясь не смотреть ему в глаза.

Он усмехнулся и хлопнул меня по плечу.

— А что с Юной? — добавил он, явно наслаждаясь моей раздражённостью. — Ты не думал, что она отдалилась не просто так?

— Юна делает то, что считает нужным, — сказал я, обрывая разговор прежде, чем он завёл бы нас в те воды, в которые я не хотел погружаться. — Она… другая. И я не буду её тянуть за руку, если она хочет держаться на расстоянии, её воля…

— Ладно, ладно, — он поднял руки, притворно сдаваясь, но тут же, с предвкушением, добавил: — А Люсиль?

Я медленно повернул к нему голову.

— Ты, кажется, собирался готовиться к турниру? — напомнил я ледяным тоном.

Лорен только рассмеялся, явно довольный тем, что вызвал у меня реакцию.

— Ты ужасный собеседник, Максимус. Совсем не умеешь делиться.

Я снова посмотрел на арену, где один из новичков уже валялся в пыли, скуля от боли. Второй победно вытирал лоб, не понимая, что если бы перед ним стоял настоящий боец, всё закончилось бы иначе.

— Когда ты выходишь на арену, Лорен, — сказал я, не отрывая взгляда от кровавого песка, — тебе никто не подскажет, где правда, а где ложь. Всё решает только одно — насколько сильно ты готов ударить, когда придёт момент. Всё остальное — просто шум.

Лорен хмыкнул.

— Это был твой способ сказать мне, что не хочешь говорить о женщинах?

— Именно.

— Сурово, друг мой. Сурово.

Я пожал плечами. Скромная арена, честный бой, грубая сталь. Всё просто. В отличие от людей.

Мы задержались у перил ещё немного, наблюдая за следующим поединком. На этот раз вышли двое более опытных бойцов. Их движения были резкими, точными, удары звенели по воздуху с явной угрозой. Они знали, что делают. Они знали, зачем пришли. Ни лишних движений, ни колебаний.

Лорен чуть подался вперёд, следя за ходом боя.

— Вот этот справа, в кожаном жилете, — сказал он, кивая в сторону одного из бойцов, — он дрался в прошлогоднем турнире. Дошёл до полуфинала.

Я кивнул, оценивая его манеру держаться.

— Быстрые ноги, хорошая реакция, но он слишком часто делает ложные выпады, — заметил я. — Если попадётся на того, кто умеет читать его движения, он труп.

— Возможно, — согласился Лорен, а затем с улыбкой добавил: — Хорошо, что ты не участвуешь, а то парню пришлось бы сразу сдаться.

— Я бы ему даже шанс дал, — усмехнулся я. — На один удар.

Лорен рассмеялся, а я снова перевёл взгляд на арену. Пыль клубилась вокруг бойцов, но сейчас всё было не столь напряжённым — всего лишь тренировка. С трибун доносились редкие выкрики, кто-то обсуждал технику ударов, кто-то просто смотрел из любопытства. Жизнь продолжалась. Бои сменялись, лица тоже, но суть оставалась той же. В отличие от разговоров о женщинах, здесь всё было просто.

И именно поэтому мне здесь нравилось.

Солнце лениво пробивалось сквозь облака, бросая бледный свет на тренировочную площадку. Песок скрипел под сапогами, остро врезаясь в подошвы, воздух был тяжёлым, пропитанным запахом металла, пыли и чуть уловимой прохладой утреннего тумана, который ещё не успел рассеяться. Я проверил хват на рукояти меча, прикидывая, сколько у нас времени, прежде чем начнутся отборочные бои. Лорен разминал плечи, крутя шеей, будто собирался не просто тренироваться, а отправиться на смертный бой.

— Разомнёмся? — спросил он, ухмыляясь. — Вдруг перед боем я получу пару новых синяков, и мои противники решат, что я уже побит?

— Или поймут, что тебе не стоило выходить на арену вообще. — я кивнул ему, принимая боевую стойку.

Но прежде чем мы успели начать, нас прервали шаги. Тяжёлые, размеренные, с оттенком самодовольной неторопливости. Я поднял взгляд и увидел юношу в добротном плаще, с золотой брошью в виде герба, который мне был незнаком. Его лицо показалось мне смутно знакомым — наверное, я видел его на церемониях Академии, среди тех, кто привык смотреть на других сверху вниз. Это был Альберт Ланверн, как я понял по перешёптываниям студентов позади. Высокий, худощавый, с ухоженными светлыми волосами, собранными лентой, он двигался с лёгкой, но нарочито ленивой грацией человека, знающего себе цену. Выражение его лица — смесь снисходительной учтивости и едва скрытого презрения.