Что же я делал?

Пока вспоминаю, лапа поглаживает у тапочки матерчатое ухо.

– Мечтал. Просто мечтал… Я не собирался прыгать в перемир. Просто воображал, что ты рядом. И как мне хорошо с тобой.

Карри расцвела в улыбке, взяла на руки.

– Ты ж моя радость!

На какое-то время я утратил способность соображать. Какие тут мысли, с такими-то ладошками, да под шепот дождя… Даже гром прокатился по небу с нежностью, будто мурлыканье.

Но пришлось вернуться в этот мир, когда зашелестел ласковый голос:

– Ты чувствовал так, словно уже меня нашел. Вот он, ключ!

Карри опустила меня с небес на землю, вернее, на подоконник, а затем наклонилась, встала на локотки, спина выгнулась, как у кошки. Наши глаза на одном уровне, близко-близко.

Кулачок стал опорой подбородку, второй ткнул указательным пальцем мне в лоб.

– Тебе нужно это повторить.

– Но вдруг не получится, Карри, и я больше тебя никогда не увижу!

– На такой сценарий всегда есть Бальзамира, пристанище всех перемирских котов. Уж там-то рано или поздно пересечемся, будь спокоен. Но я уверена, все получится.

– Откуда ты знаешь?

– Во-первых, я теперь твой даймен. И перемир принял этот факт. А возвращаться к дайменам куда проще, порой это случается само, ты же в курсе.

Я опять призадумался.

И действительно. Сколько раз в минуту опасности меня забрасывало то в мою бывшую квартиру, то на любимую крышу с грудой металлолома, хотя сознательных усилий не принимал.

– А во-вторых, – продолжает Карри, – теперь ты знаешь секрет. Нужно представлять не только внешность, голос, запах того, с кем хочешь увидеться… но и чувства, которые испытаешь, когда встреча произойдет. Будто она уже произошла!

Карри поднялась с локтей, сидя на коленях, потянулась вверх, руки в замок. Извивается влево-вправо… Выдох, руки опустились. Ладошки гладят дырявую ткань футболки, взгляд направлен в окно.

Я повернул голову туда же.

Что-то изменилось…

Дождь закончился. Вода больше не барабанит, краешек неба налился слабым светом.

Карри открыла окно, в комнату хлынули запахи свежести, трав, цветов и множество прочих, доступных кошечьему обонянию. Щебечут какие-то птицы, обычные, не перемирские. Остатки дождя срываются каплями с края крыши, обстукивают карниз.

Девичья лапка сунулась наружу, ее мгновенно осыпало жидкими бриллиантами с листьев и веток, чаша пальцев обхватила яблоко, тянет к окну…

Тщ-щ!

Ветка вздрогнула, во все стороны рой брызг, рука до локтя стала сплошь блестящей. Но вернулась в комнату с добычей. Прозрачные бусинки катятся по кожице яблока, огибают крутые пунцовые бока. Карри снова оперлась спиной на угол, сочный плод подплыл к губам, но замер, задумчивый взгляд все еще где-то далеко за окном.

– Здесь очень хорошо, – бормочет она, – давай не будем дожидаться, пока это место осквернят сфинксы…

Я вновь повернул голову в направлении, куда моя подруга так пристально смотрит.

– Давай, – отозвался машинально.

Вот оно что…

Радуга.

Изящный красно-желтый колосок растет из дома напротив, уходит наискось в медовые тучи… Тоже ведь чудо, если подумать. Но людей почему-то не боится. Видимо, следует сказать «спасибо» господам физикам, нашли-таки объяснение, которое всех устроило. Никто его, правда, кроме самих господ, толком не понимает. И тем не менее.

– Найди меня, – услышал я.

Едва.

Не услышал бы, если б не был котом.

Когда взгляд вернулся на подоконник, кроме меня, здесь уже никого. Только тапочка. Забавный глазастый котенок с синтетикой вместо шерсти. Причем только одна. Вторая исчезла с Карри. Интересно, а эта тоже исчезнет, когда вернется хозяин комнаты? Не знаю, но мне почему-то не хочется, чтобы перемир ее стер. Такое чувство, что тапочка… хочет быть. Или я выдумываю? Есть дурацкая привычка одушевлять предметы.

Обойдя ее сбоку, аккуратно сомкнул челюсти меж искусственных ушей, как бы на загривке, и закрыл глаза.

Открыл уже в какой-то заброшенной деревне.

Ярко светит солнце, стрекочут и жужжат насекомые, вокруг дышат душистым летом поля и леса. Домишек всего ничего. С крыши одного из них, куда меня и забросило, я насчитал пять дворов, за дырявыми и кривыми челюстями заборов – бурьян высотой с человека, а то и выше. Многие окна и двери заколочены, шифер покрыт лишайником.

Не самый оптимистичный пейзаж.

Зато безлюдно. Некому ломать голову над тем, откуда здесь взялась одинокая тапочка.