Шрифт:
Народ отступает и прячется. Будто готовится облава.
А я приближаюсь к калитке, где бабуля, как ни в чём небывало, бельё с верёвок снимает.
— Доброго дня, мать! — Приветствую пожилую женщину, облокачиваясь на невысокую калитку сверху.
— Здравь буди, барин, — отзывается.
— Мужики в доме есть? — Интересуюсь.
— Да откуда? Дочка только, и та куда–то со вчера запропастилась.
Твою мать. Похоже, она и убита. Этот урод ещё и телегу обратно привёз. С большей долей вероятности, он сам где–то тут живёт! Поэтому и вывез её отсюда, чтоб не гадить в месте своего обитания. Да ещё и посадил у забора, чтоб правдоподобнее было, будто там и задушили. А почему место у дворца выбрал? Так там патрулей вокруг и нет. Внутри — да, по улочкам — да, а на открытом месте нет.
Всегда вопрос один — зачем вообще убивает убийца? Потребность, жажда. Он хочет, а ему не дают. Вот и не смог перебороть ломку, убив соседку.
— Как дочь звать? — Поинтересовался с мимолётной болью у горла.
— Томила, свататься хочешь, барин? — Спросила с ухмылкой. — Девка у меня хороша, бойкая, смышлёная.
— Спасибо, я женат. Может, видела какого–нибудь мужика, шастающего ночью? — Спрашиваю, затаив дыхание.
И вижу, как стражники крадутся сюда. Ну идиоты.
— О! — Возмутилась бабуля. — А чего это тележка там? Украдут ведь.
— Женщина? — Напоминаю о себе я.
— Да шастают здесь иногда пьяницы всякие, — отмахивается. — Спасибо, что телегу не утащили.
Приходится отойти, чтоб бабулю выпустить. Телегу свою хватает и вовнутрь завозит, кряхтя. Колёса скрипят, как и доложили патрульные. А на мешковину даже внимания не обратила, оставив на земле.
— А это чьё? — Поднимаю улику, демонстрируя.
— Мне почём знать? Из–под зерна кто–то выкинул.
Хм, новые ориентиры. Мешковина плотная, от неё соринок никаких. Но учитывая подсказку бабули, обращаю внимание на витающую пыль от зёрен пшеницы. Перенастраиваю чуйку и ищу следы! Вскоре вижу блеск частиц на земле дальше и устремляюсь вперёд. Два двора пробегаю, орава за мной несётся.
Стук молотка несмелый доносится. К небольшой кузне и ведёт дорожка из частиц, которых всё больше. Дохожу до заборчика, под которым рассыпана пшеница. Большая часть собрана, но остались зёрнышки, въевшиеся в землю. Уже за забором ещё три мешка стоит, один небрежно завязан, и видно, что наполнен больше других.
Во дворе перед избой, под навесом у жаровни кузнец работает. Высокий, жилистый, глаза чёрные и дикие. Проволоку куёт для кольчуги. В ведре у него целый ворох уже такой. Ею можно и задушить, если вокруг шеи замотать, особенно такими ручищами.
Подаю сигнал следакам, чтоб не шумели и оцепили периметр. Выполняют беспрекословно с азартом в глазах. А я уже выхожу спокойно к кузнецу, нагло отворяя калитку. Замирает молоток, мужик на меня хмуро смотрит.
— Чего надо? — Бурчит. — Заказы не беру.
— Да я по другому делу, добрый человек, — отвечаю с натянутой улыбкой, приблизившись к жаровне.
— И какому же?
— Тамила, — начал и сразу уловил его тревожную реакцию. — У лекаря сейчас. Тебя зовёт.
— У какого лекаря?! Как?! — Встрепенулся кузнец. А глазки–то забегали.
— Да не добил ты её, выжила девка, — выпалил я.
— Брешешь! — Воскликнул и прикусил язык. По сторонам стал озираться. И увидев моих дебилов, прячущихся небрежно, рванул в сторону дома.
Ему навстречу дружинник выскочил, меч выставив! Опасаясь, что убийцу грохнут до суда, я бросился на него и ударом ноги с пряжка повалил на живот. Верзила с яростным криком: «убью!» легко стал подниматься вместе со мной. Но навалились уже стражники. Втроём одну руку ему завернули назад, затем вторую.
— Прут! — Закричал я под звериным рёвом и мне подали сразу несколько.
Как замотал руки за спиной, он и выдохнул, сдаваясь.
— Ты арестован, именем князя орловского! — Воскликнул Печкин торжественным голосом.
Зарычал вновь кузнец, когда его стали поднимать. А затем заговорил, как одержимый, что у меня волосы дыбом встали:
— Всех убью, всех, за Василису. Чтоб никого краше, никого краше Василисы моей.
— Сбрендил, — заключил Свиридов.
— Разберёмся, — усмехнулся Печкин. — Уводите, душегуба. Всё! Мы спасены!
Повели, упирается ещё как бык. Следаки ко мне чуть ли не обниматься лезут.
— Вы обещали с Русланом решить, — напоминаю.
— Так тотчас же отправимся с такой–то радостной вестью! — Воскликнул Печкин.
Витязя моего отпустили довольно быстро, даже золотые монеты вернув. Обнялись они с Дарьей, расцеловала она его уже не стесняясь. Не любит? Так я и поверил.
А мне и радостно, и грустно. Я вот всё думаю, моя такая ненаглядная где?
Пока только два ненаглядных следака всё никак не отстанут. Я им по дороге про графиню Морозову рассказал, как мы упыря в Каменцах ловили. Слушали, рты раскрыв.