«Твою мать! А Некрасеще на меня ругался! А сам-то?!».

Сидеть на веранде, под чуть пригревающим солнышком, было хорошо.

— А ты что же… двадцать пять годков, а не женат?

Ефим поморщился:

— Да был я женат… Два года назад жена родами померла.

— Извини, не хотел…

— Да пустое, ваш-бродь… Там у нас и любви-то никакой не было. Вон, дед сговорился да и поставил передо мной, как есаул, задачу — жениться, а невеста — вот она…

Помолчали, вновь набив трубки.

— А что же — работ так каких полевых — нет, что ли? Что-то ты, Ефим, расслаблено эдак…

— Так какие работы-то, ваш-бродь? Отжали уж! — удивился казак, — Да и болезный же я, поранетый!

Ефим не сдержался, фыркнул.

«Ну да, поранетый! Вон как вчера шашкой вертел-крутил. Да и не было у него серьезных ран. Так, порезы небольшие!».

— Да мы жвсе больше на службе, Юрий Александрович! Тут у нас, как повелось… Казаки все в нетях, а в поле управляться — так все больше солдат подряжают. Они-то тоже небось хотят какую копейку заработать. Вот… Они нам помощь, и им — заработок.

Плещеев знал, что практически половина личного состава всех частей, расположенных в окрестностях, несет службу на шверпунктах, блокгаузах и прочих защитных сооружениях, вплоть до малых крепостиц на разных направлениях. Непосредственно в Пятигорск людей выводят больше на отдых, по ротации, или же — на лечение. Но и здесь хватает постов, патрулей и других объектов охраны. То есть — не забалуешь, времени нет. Но, видимо, люди как-то умудряются вырываться, чтобы заработать копейку-другую.

— Слушай… может не мое дело, но хотел спросить… Вот ты говоришь, что вдов у вас — чуть не по две в каждом дворе. А как же… вас же постепенно так всех выбьют. Вы же женщин своих на сторону в замуж не отдаете? И к себе со стороны людей не набираете.

Ефим пожал плечами:

— Так и есть… Ребятишек много, кто из парней подрастает, так его сразу на службу верстают. Это на Дону — там казаки разрядами служат, а у нас… Вечно людей нет.

— А чего ж тогда не добавят казачков, с того же Дона? — недоумевал Плещеев.

— То не наша забота! Как командиры решат… Без нас есть те, у кого голова болит.

— Так что же… брали бы кого со стороны?

— Это в казаки, что ли — со стороны? — засмеялся Ефим, но сразу построжел, — Невместно то. И баб на сторону… не, тож невместно! Ничё, ваш-бродь, мы и сами справляемся…

Казак негромко засмеялся и покосился на веранду, где уже заканчивали расставлять на стол Глаша и Анька.

«Ишь ты, кобелюка! Это он про… Глашу, стало быть?».

— Ефим…, - Плещеев склонился поближе к казаку, — А если… понесет? Как быть?

Казак сморщился и задумался:

— Тут стал-быть… жениться придется. Глашка-то она что — баба справная, хозяйственная, да и обликом хороша, ласковая опять же…, - подмигнул Плещееву Ефим.

— Так женился бы и вся недолга!

Тот хмыкнул:

— Не… я погожу. КромеГлашки в станице еще вдов хватает. Так что… погожу жениться.

— А ну как поймают? Вроде бы у вас с этим делом — строго?

— Ну как? Строго, конечно… Только если с умом, шито-крыто? Чего же нет? И вот же нам где боль головная! Анька, коза драная, все носом крутит, никак жениха себе не выберет. Тот — не по нраву, этот не баский, тот вообще косой-кривой. Дождется, дед, как меня тогда — за холку да под венец!

— А я так понял, что Никитка — жених ее?

— Никитка-то? Никитка — казак хороший. Только ветер в голове, навроде того Панкрата покойного, царствия ему небесного — все чужим бабам подолы крутит. Вот Анька-то дулю ему и показывает! Кобель, говорит, на черта он мне такой сдался. Да и дед против Никитки.

— А чего?

— Так у Никитки-то с матерью из всего хозяйства — коза да кабысдох на веревке! Мазанка небольшенькая. Куда там Аньке идти-то?

— Я думал у вас помогают друг другу…

— Помогают, а как же! В горе-то — все общество на помощь придет.

— А без горя помочь? Чтобы хозяйство у приятеля поправилось?

— Так кто спорит-то? Я б и рад, но — дед… Все в хату, все в свой двор!

Так, за разговорами, подошло и время обеда. Женщины снова накрыли на стол, на веранду вышел хозяин дома. Выбрался сюда и Некрас. Покосившись на Плещеева с видом побитой собаки, денщик прошел к колодцу, пофыркал, умываясь, и, приведя себя в порядок, подсел к столу.

— Я, ваше благородие, что хотел вам предложить, — начал Еремей Лукич, — Шашка, чтовы трофеем взяли… Хороша шашка! Родовое оружие, не просто так. Горда настоящая!

Как уже объяснили Юрию, правильно эти шашки называть — «горда», а не «гурда», как повелось у русских «кавказцев». От Гордали-Юрта, селения, расположенного в горах Чечни, где и находился тогда род известнейших на всем Кавказе кузнецов-мастеров. Раньше находился, ибо по тем же рассказам последнего из этого рода убили лет сорок назад. И русские тут были ни при чем — свои «разборки» были у вайнахов.