При упоминании Воронцова Грушин побледнел, но, как-то, быстро взял себя в руки.

— Да хоть сам император! — отрезал он, сжав кулачки. — Закон есть закон! Ваш курсант останется под стражей до окончания расследования!

Виктория смерила его очень долгим взглядом. Вот она — борьба между яростью и самоконтролем.

— Вижу, разговор с вами бесполезен. — наконец произнесла та, — Однако, учтите, майор, когда архимагистр Воронцов узнает, что один из курсантов, которых он лично выбрал, не сможет участвовать в турнире из-за вашей принципиальности, последствия будут весьма неприятны.

Грушин нервно сглотнул. Очевидно, сказанное произвело на него впечатление, но что-то, или кто-то, заставляло его держаться прежней линии.

— Ещё одна угроза? — выдавил он, пытаясь сохранить достоинство.

— Расценивайте как угодно, — отрезала Виктория. — Архимагистр Воронцов не терпит, когда его планы нарушаются.

Показалось, что майор вот-вот прогнётся. Сардельки нервно потеребили пуговицу на кителе, глазёнки бегали по сторонам. Однако:

— Передайте архимагистру Воронцову мои извинения. Но закон один для всех. Волков останется под стражей.

Виктория смотрела с презрением пополам с недоумением. Вероятно, не могла понять, откуда такие принципы? Или же это слабоумие? Затем перевела взор на мою моську:

— Волков, как ваше состояние? Рука требует медицинской помощи? — никаких приветствий, лишь показательное проявление ректорской заботы к своему курсанту.

Улыбаюсь, но отвечаю серьёзным тоном, дабы не превращать всё в фарс:

— Жить буду, Виктория Александровна.

Она удовлетворенно кивнула, будто услышала именно то, что ожидала. Никаких жалоб. Ну не достойный ли курсант её академии? Затем взглянула на майора:

— Хорошо, Грушин. Вы свой выбор сделали. Теперь и мне пора сделать свой.

И дерзко развернулась, взмахнув полами пальто, после чего грациозно направилась к выходу. У самой двери остановилась и, не оборачиваясь, добавила:

— Дальнейший разговор будет вестись через официальных представителей. И поверьте, у вас будет возможность пожалеть о своём решении.

С этими словами она вышла в сопровождении растерянного сутулого стражника.

Дверь закрылась. Майор повернулся ко мне. На холенной морде и злорадство в его маленькой победе, но и беспокойство, хоть и старательно скрываемое:

— Вот видишь, Волков, даже твоя покровительница не всесильна.

— Впечатляет, — говорю спокойно и приподнимаю обе брови, — даже интересно теперь, что же такого вам пообещали за моё заключение? Что вы готовы рискнуть гневом императорского советника.

Грушин сверкнул глазёнками. Что? Думал никто не догадается? Он резко повернулся к дежурному:

— Больше никаких посетителей к нему! Ни ректоров, ни городских чиновников — никого! Ясно?!

— Так точно! — торопливо закивал тот, стараясь не встречаться глазами ни с майором, ни со мной.

Грушин уплыл в свой кабинет. Отчаянный он, конечно. Даже по уши коррумпированный чинуша не стал бы так открыто противостоять ректору Академии, упоминающему имя императорского советника. Если только за ним не стоит кто-то, чьей власти он боится больше, чем гнева Воронцова. Но потянет ли Ковалев? Сомневаюсь. Выходит, кто-то помимо папашки Игната прикрывает этот толстый, необъятный зад. Ну да плевать как-то. От моей будущей справедливости ему всё равно не уйти.

Усаживаюсь на шконку. Ох, Вика-Виктория. Пришла спасти меня, значит? Хотя, кого я обманываю? Она пришла спасать своё участие в турнире. Не будет там Волкова, и настроение Воронцова может наломать дров. И сдался я этому старику? Он что, никогда не видел, чтобы неофит надрал зад Инициированному? Тоже мне, задача. Не может же быть такого, что я — единственный, кто смог это сделать, да?

Интерлюдия

Майор Грушин хлопнул дверью кабинета, заставив пыльную люстру качнуться. Жирная морда раскраснелась от ярости, верхняя пуговица кителя оторвалась, освободив складку на шее, напоминающую кольцо сардельки.

— «Архимагистр Воронцов не терпит, когда его планы нарушаются»! Тьфу! — передразнил он высоким голосом, кривляясь. — Ишь, чем запугать решила! Советник императора, как же! Может ещё сам император о Волкове трепетать будет? Лично придёт и слезу пустит, что какого-то малолетнего выскочку на турнир не пустили!

Грушин грузно плюхнулся в кресло, которое, о Боги, выдержало, но застонало таким жалобным скрипом, что можно было счесть за выкрик НАСИЛУЮТ!

Маленькие глазки с хитрецой заблестели.

— А ведь на этом можно хорошенько заработать, — поглаживал он жирный подбородок. — Пусть теперь Ковалёвы удваивают гонорар! Верно! Я тут борюсь как на войне, чтобы удержать их отщепенца Волкова. Расправой мне вон угрожают, именем императора стращают! Так что пусть раскошелятся!

Толстая кисть выдвинула ящик стола и вынула листок дорогой бумаги. Макнув перо в чернильницу, майор принялся быстро строчить, не заботясь о клякcах.