Видимо, майор дал чёткие инструкции о регламенте моего «особого обслуживания». Они же всегда могут сказать, что якобы курсант Волков сам отказался от медпомощи, да и вёл себя как психбольной! Да и вообще, он половину переулка сжёг! А, так вы не в курсе? Вот что-то типа того. Знаю, как в таких местах делишки проворачивают. Что до баланды, есть её конечно не стал. Не из принципов или показать характер. Реально не хотел. Сил полным-полно, да и голодание полезно. А ещё, бабулины харчи вчера, хе-х. До сих пор пирожками несёт. Старикан из соседней камеры тоже вон нос воротит от каши. Делился я с ним харчами, как и с остальными.

Раздался грохот, прямо со стороны входа в тюремный корпус.

Кто-то открыл дверь, при чём с размаху, что та впечаталась в стену. Забавно будет, если по мою душу привели какого-нибудь мастера. В таком случае, скрывать силы больше не выйдет. Что ж, готов я и к такому раскладу.

Прозвучали удивлённые возгласы и шаги — чёткие, размеренные. По мере их приближения сначала замолчали надзиратели, затем утихли и заключённые. Почувствовали значит? В тюрьму реально прибыл мастер, ещё и открывший ауру, напоказ выставляя свою мощь.

Шаги остановились в соседнем коридоре, возле дежурки. Повисла абсолютная тишина, а затем звон ключей — кто-то из охранников дрожащими руками пытался отпереть дверь. Шаги возобновились, приближаясь. К ним добавились и другие — суетливые, будто сопровождающие пытались подстроиться под темп главного визитёра.

Первым перед камерами показался молодой охранник — лицо бледное точь мел, фуражка надета явно наспех и села криво, глаза же выражали такую степень испуга, как если бы он узрел самого императора.

За ним следовал майор Грушин — мундир застёгнут на все пуговицы, что делало его похожим на сардельку в слишком тесной оболочке. Взгляд обречён. Лоб покрылся каплями пота. Он то и дело промокал его клетчатым платком.

И вот, перед камерами показался человек, из-за которого весь отдел затаил дыхание.

Высокий, худой, но с породистой статью. Тёмные, с пробивающейся сединой волосы идеально зачесаны. Гладко выбритое лицо с острыми скулами и прямым носом не выражало никаких эмоций — ни раздражения, ни нетерпения, ни любопытства. В глазах тоже самое — сплошная обыденность, даже скука.

Наряд его, конечно, заслуживал отдельного внимания — не форменный мундир. Что-то другое — чёрный сюртук отменного качества. На левом лацкане серебряная брошь в форме двуглавого орла, держащего в когтях кристалл — не декоративный, а настоящий эфирит высшей пробы. Видел я такие на иллюстрациях в учебниках — целое состояние стоят.

От этого незнакомца исходила власть — не показная, кричащая, как у майора, а спокойная, уверенная, как у существа, знающего, что в данной ситуации оно на вершине пищевой цепи. Ему не нужно было повышать голос, либо делать резких движений. Взгляд его глаз точно нашёл меня среди камер:

— Курсант Волков, — произнёс он негромко. Очевидно, привык отдавать приказы, при этом редко кричать.

— Слушаю, сударь, — поднимаюсь со шконки, соблюдая приличия, при этом спокойно смотрю ему в глаза. Ох уж эти секунды, когда он заинтересовано смотрит и пытается понять, кто же перед ним. Наверняка ощутил каплю моей ауры убийства, что распространилась вокруг. Её природу местным не понять. Да, они умеют давить аурой, как это делала Вика-Виктория, когда сожгла мне каналы, но это сродни физическому воздействию. Моя же духовная аура убийства имеет иную суть. И мгновение замешательства в глазах этого практика подтвердили мои мысли.

Майор Грушин же дёрнулся, как от удара током. Оглянулся по сторонам. Затем маленькими глазенками посмотрел на этого человека и решив, что всему виной он, сделал маленький шажок назад. Какое стремление к выживанию. Завидно даже. Вот, кто бережёт себя, ещё и бога просит об этом.

— Дмитрий Александрович Скворцов, — представился гость сухо. — Официальный представитель архимагистра Григория Михайловича Воронцова. Думаю, объяснять причину зачем я здесь, не стоит.

— Вполне, — киваю ему. — Благодарю за ваш приезд, Дмитрий Александрович.

Охранник после этих слов побледнел сильнее, что казалось невозможным. Майор издал нечто среднее между кашлем и всхлипом. Кто-то из заключённых прошептал «ёб твою мать». Их реакция понятна. Воронцов — не просто высокопоставленный чиновник. Но и известный на весь Петербург практик с рангом архимагистра, а ещё один из тринадцати советников. Люди произносили его имя шёпотом, боясь, что он услышит их даже за сотни километров. И вот его официальный представитель явился сюда, в захолустный райотдел, к курсанту-неофиту, обвиняемому в поджоге. Невероятно? Конечно!