— Идёт. Только есть ещё проблема. Мне негде жить.

— Как негде? — удивился Азад. — Я ж тебя нанял. Пошли, покажу стойло.

Забегая вперёд, я сделал стремительную карьеру на османском рынке. Как всегда, вмешался случай. На этот раз — несчастный.

Вконец обессиленный, я прикатил тележку к задам рынка. Здесь было много однотипных палаток. Должно быть, торговцы жили тут же. Ну ладно, летом и осенью ещё терпимо. А зимой? Мне жутко хотелось узнать, как они тут выживают. Азад поднял полог, и я вкатил тележку внутрь. Он зажёг керосиновую лампу, а ещё — развёл небольшой очаг в металлическом блюде.

— Это опасно! — сказал я. — Угорим. Или сгорим.

— Да не бухти, — ответил Азад. — Вон, дырка сверху. Вытянет, как грится.

Он разогрел чай, разломал ароматный хлеб, достал откуда-то порезанный сыр. После таких физических упражнений еда показалась мне очень вкусной. Чай мгновенно прочистил мозги. Я увидел, что красная полоска на краю периферического зрения ушла вниз. Почти на самое дно. Неужели это здоровье?

— Сам откуда? — спросил он.

— Да из России, — махнул я рукой.

— А чего в тачкари пошёл? Русский обычно это не любит. Не барское, говорит, дело — тачку толкать.

Азад посмотрел хитро. Было заметно, что он мог мне многое рассказать про русских. Но пока не знал, насколько это безопасно. Мне же был жизненно необходим человек, который поможет разобраться с местными обычаями. И чтобы он не был бомжом.

— Да из крестьян я, — соврал. — Приехал на заработки в столицу, ударили по голове, украли документы. Жить как-то надо.

— В столицу? — спросил Азад. — Питер, что ли?

— Нет, в Москву, — ответил. — У нас в деревне так Москву зовут. Столица. Град престольный. Не слышал?

Азад расхохотался. Вот дела. Выходит, тут столица так и осталась в Санкт-Петербурге. Да уж, надо бы учебники почитать, что ли. Да где их тут возьмёшь?

— Что у тебя там за школа в деревне? — спросил Азад с акцентом. — География — двойка, да? Для крестьянина ты умный шибко. Красиво говоришь, как грится. Складно.

— Ну, в церковь ходил, — продолжал я врать. — Книжки читал. У нас такая деревня — передовая. Колхоз лучший в районе.

Азад опять принялся хохотать. Должно быть, он подумал, что я так с ним шучу. Точно, колхозы — это ведь про советскую власть. А тут кто? Баре? Бояре? Ох, что за мир мне достался!

— Я по-русски так, средне, — произнёс азиат. — Учительница у нас была — злая. Чуть что не так, линейкой — бац. Ты проще со мной говори, да? Русский слабо знаю.

Он достал из-под безразмерного ковра какой-то свёрток, развернул. Вытащил оттуда зелёную субстанцию и принялся жевать. Протянул мне весь свёрток.

— Будешь? Двадцать копеек своим. Чужим — рубль.

— Нет, — помотал я головой. — Не буду. Наркотики — не моё.

— Да безопасно это! — настаивал Азад. — Сила в ней. Электричество, да? Никакой не наркотик, ты чё? Как хошь.

Усталость буквально придавила меня. Глаза закрывались сами собой. Глядя, как я развалился на циновке, смугляк замахал руками.

— Ты тут не спи, э! Тут моё стойло. Пошли, отведу тебя к твоим, да? Чаем напоить хотел. За знакомство, как грится. Ты ж теперь мой тачкарь. Кормить буду. Как коня.

Сравнение мне не понравилось, хотя от трапезы я был в восторге. С трудом поднявшись, я побрёл за своим работодателем. Он, видимо, был более привыкший к нагрузкам. Шёл твёрдо, даже пружинисто. Здоровался с соплеменниками на незнакомом языке. Я не пытался понять. Мы вошли в просторное помещение. Здесь было темно, зато очень чисто. Пол блестел.

Азад подошёл к мужчине, что сидел на стуле у входа, и о чём-то с ним перекинулся. Охранник был мрачным и хмурым. Густая чёрная борода. Взгляд из-подо лба. Колючие глаза. Наверно, про такого Пушкин писал: ползёт на берег и точит кинжал. Простите, Рамзан Ахматович. Правда, выслушав соплеменника, бородач тут же просветлел. Улыбнулся мне кривым ртом. Но руки мне не подал.

— Здравствуй, крестьянин. Там — душ, — сказал он, показывая направо. — Там — спят. Курить — нет. Пить — нет. Бабу можно.

— А есть? — спросил я с улыбкой.

— На базаре хватает, — кивнул бородач. Он был серьёзен. — Но смотри. Могут перекупить. Могут отжать. В стойло я бы баб не водил.

— Иди и спи, давай, да? — обратился ко мне Азад. — На бабу ты не заработал пока. Подъём рано. С петухами, как грится. Лепёшку на тебя печь?

— Конечно, — радостно кивнул я. Азад махнул рукой и ушёл.