Шрифт:
– Очнулся? Вперёд, ставь щит на левый край! Быстрее, а то глаз высосу, понял?! – клацнул он своими клыками у меня перед носом и тут же отпустим меня, отчего я опять чуть не упал, заорал.
– Шаг вперёд, Торговы копыта, шаг вперёд!
А я сосредоточился и всю боль, ненависть и грязь, что копилась у меня внутри с начала этой войны, выплеснул паутиной заклинания щита перед левофланговыми копейщиками, что уже почти закончились, так как их добивали арбалетчики противника.
Щит выплеснулся огромной мутно-грязной кляксой и вместо того, чтобы застыть и ограждать левый фланг, он быстро двинулся вперёд серым маревом и накрыл строй противника, откуда пару раз блеснули защитные амулеты.
И когда марево рассеялось, то на месте врагов осталась только груда полуразложившихся тел в латах и доспехах.
Все кругом застыли: и мы, и противники. Ведь таких заклинаний ещё никто ни видел, а некромантов на ту войну не приглашали из-за каких-то предрассудков.
– Что ты опять замер, студент?! – заорал голос капитана у меня над ухом. – Теперь также на правый край! Быстрее сопли подобрал и вперед, магич!!!
Он ещё что-то рычал и кричал, а я, собирая всю некроэнергия вокруг, просто радовался тому, что у меня хоть что-то получилось отлично.
С того боя у меня появилось прозвище «Студент», и мне не было за него стыдно, я даже гордился некоторое время, ведь прозвище в нашем отряде надо было заслужить, а мне дали в первый крупный бой.
А ещё мне тогда дали возможность пускать в ход некромантию.
На следующее утро, когда лагеря противника не обнаружили, так как он бежал, подсчитали мною убитых. Шестьсот двадцать три разумных. А моё тело валялось в санитарном обозе с перегоревшими каналами и без сознания.
И мне было всё равно, сколько сдохнет этих ублюдков, лишь бы война побыстрее закончилась…
…. Меня разбудил Шувалов, что зашевелился в соседнем кресле.
«М-да, давно мне не снилась та война, да ещё так подробно. Надо срочно находить себе нормальных заместителей и заняться научной работой. А то так можно и оскотиниться совсем. Конечно, иметь под рукой такой город – это превосходно, но себя не изменишь. Мне нужна наука и только наука!»
Мы доехали относительно быстро и спокойно. Санкт-Петербург нас встретил мерзкой погодой и грязными улицами. Всё было мокро, холодно и пахло несвежим трупом.
Этот запах был настолько устойчив, что я, по давней привычке, сложил и одним усилием воли, пустил поисковую волну на обнаружение нежити. Конечно-же, ни какой нежити не обнаружилось.
И тут меня осенило.
«Да весь город - это большой могильник! Вот почему у меня так энергии много! Вот только она для меня сейчас яд, а я и так в больницах набрал грязной маны. Теперь не знаю, куда влить, чтобы не заподозрили чего-нибудь. От всего мира я не отобьюсь».
На вокзале нас встречали, и обошлось без торжеств. По - скорому. Усадили нас в ландо, и мы отправились на другой поезд, теперь в Гатчину.
Всё было быстро и как-то нервно, что меня настраивало на сумрачное настроение.
Pov 3
10 мая 1891 года
Гатчина. Гатчинский дворец.
Император и Самодержец Всероссийский и прочая, и прочая. Александр Третий сидел за столом и держался за голову обеими руками.
Нет, голова не болела, да и всё остальное теперь тоже не болело.
Ни спина, что тянула постоянно от длительного сидения, ни почки. Даже в зубе не чувствовалась дырка, которая его до этого всё время раздражала. Более того он чувствовал, что и поясной ремень, что раньше давил на самодержавное пузо, и тот ослаб!
– Давай помогу, – сказал брат.
– Я же вижу, что у тебя с почками не порядок, да и работаешь ты очень много. Давай руку, это будет не больно и недолго.
И Александр протянул руку Сергею. На один миг сознание словно помутилось, и Император почувствовал, будто множество игл наслаждения пробили его кожу и впились в его сердце. А в это время брат смотрел ему в глаза, и те будто светились неведомым Небесным светом.
Когда он очнулся, Сергея не было.
«Господи, что это?! Что с моим братом? Это вообще он? Нет, это он, точно он. Но что он сделал со мной? Вылечил?! А почему ушел?» - размышлял Александр и чуть судорожно ощупывал себя.