Сделать, не подумав, было моей ошибкой.

Ошибкой, совершенной без учета того, что в мои споры с самой собой будет вовлечен другой человек.

Худшее, что можно сказать такому, как доктор Беккет, это: «Тебе следует выбрать кого-то лучше».

И я, и он, и Кайл понимали, что с кем-то лучше, – с женщиной, которая будет любить его и следовать за ним, – он заскучает оскорбительно быстро.

Ни его природное спокойствие, ни мягкий характер, ни удивительный дар к терпению и пониманию ничего не значили в сравнении с тем огнем, что пылал внутри.

Даже здесь, на Севере, он начал через год скучать.

Подобный человек был бы для Совета на вес золота, и Габриэль с его усидчивостью мог бы с легкостью обучиться тому, чего еще не знал, а после стать незаменимым для определенного толка работы, но подобное предложение в любой формулировке прозвучало бы плохо.

Еще глупее, чем «Давай останемся друзьями».

Минуты утекали. Я успела полностью привести себя в порядок и даже кое-как снова собрать волосы, а Кайл все еще не возвращался.

Дверь не хлопнула, значит, он не выходил, равно как и не впускал Габриэля в дом, и я застыла посреди кабинета, не зная, как поступить.

Им было нечего делить и нечем делиться.

Разве что доктор пришел не по собственной инициативе, а потому что ему было, что передать графу Нильсону от Самуэля Готтингса.

Как раз это было на Габриэля похоже. Ни разу не вывалявшись ни в какой грязи и не таща за собой мутный шлейф сомнительных приключений, он с легкостью мог бы сговориться с дознавателем Бюлем. Тот поверил бы ему. Во-первых, потому что не верить ему было невозможно. Во-вторых, потому что настоящее Пекло начинается в тот момент, когда у таких, как Габриэль Беккет, лопает терпение.

– Элис, выйди, пожалуйста, – Кайл позвал негромко, но очень отчетливо.

В его тоне было что-то очень непривычное. Не напряжение, не скрытая издевка в адрес собеседника, и точно не тревога. Он остался все так же спокоен, но посерьезнел, как будто дело было куда важнее, чем обычное дело жизни и смерти.

Сделав глубокий вдох, я надавила на ручку, напомнив себе первое правило – держать лицо.

Делать вид, что ничего особенного не происходит, – на сей раз не для того, чтобы сбить другого с толку, а потому что ни мне, ни Габриэлю не нужно было допускать ни одной лишней мысли.

Он в самом деле стоял на пороге. Сегодня к темному плащу прилагалась шляпа, которую доктор не снял, потому что держал в руках тыкву.

В стороне, у забора, топтался его конь – не привязанный, но смирно ожидающий хозяина.

Не было больше милого и добродушного малого Габриэля.

Был доктор, у которого хватило бы решимости в одиночку бороться с чумой, вздумайся ей вернуться.

Кайл кивком позвал меня ближе, а сам отступил на шаг, не скрываясь в темноте холла полностью, но будто оставляя нас наедине.

– Привет, – губы Габриэля дрогнули в быстрой улыбке.

Он не пытался изображать светскую учтивость, а скользнувший по мне взгляд оказался цепким и обжигающим.

– Здравствуй.

Я предпочла просто отвечать, все еще не понимая, что могу сказать ему, чтобы это было хотя бы не отвратительно.

А он, Нечистый бы его побрал, прекрасно это понимал.

Считывая с меня, да и с Кайла отголоски страсти, которая пылала несколькими минутами ранее, он… Не злился.

Прислушиваясь и прощупывая его так же внимательно, я с удивлением убеждалась в том, что даже обиды не было. Тем более – ненависти и желания вернуть ту боль, что я неизбежно причинила ему.

Разве что капля горечи, но это было неизбежно для любого, кто, несмотря на все усилия и искренность, не сумел добиться взаимности.

– Я зашел попрощаться, – Габриэль качнул тыквой, а потом вдруг улыбнулся снова, так же скупо, устало, но искренне. – Мои карты настаивают на том, чтобы я немедленно покинул Фьельден. Сел на первый же корабль. Он будет завтра утром.

Новость оказалась не просто неожиданной, а ошеломительной.

Если что доктор Беккет и не любил, так это многоточия.

Не любил настолько сильно, что в свое время набрался дерзости объясниться в любви чужой жене.

И теперь он собирался уехать, не дождавшись развязки.

– Габриэль…

Он тряхнул головой, – аккуратно, чтобы не уронить шляпу, но достаточно резко, чтобы пресечь никому из нас не нужные объяснения.

– Дело не в тебе. Будь все иначе, я пришел бы, чтобы уговаривать тебя ехать со мной, а это было бы невозможно. Я не знаю, в чем причина, Элис, но они говорят, что я должен быть где-то еще. Не знаю, где, но никогда раньше они меня не подводили.