Может, все и раньше видели — и им было плевать.

— Скажи хотя бы, как она. На мои письма Орья редко отвечает, — тихо попросила Йер.

— А мне откуда знать? В последний раз, когда я видел, была с пузом — со вторым уже. Пообжилась, весь Ойенау знает. Вот и все.

— А первый?..

— Девка.

— Вот как… Жаль.

Йер сжала руки и старалась поострей прочувствовать, как ногти оставляют в коже лунки.

Ей непросто было принимать, что старый друг — уже отец. Он оставался для нее тем самым, хоть и повзрослевшим юношей, какой когда-то говорил о том, как тяготит его помолвка и как он не любит дар — что собственный, что чародейский — но мужчиной и отцом она его не представляла.

Зато представляла Йотвана с его несправедливой и обидной суетой вокруг безмозглой девки; Кармунда, что с показным презрением не знал ни сколько лет уж его сыновьями, ни живы ли они, да Гертвига — тень человека, что жила лишь памятью о днях, когда при нем были жена и сын.

Воспоминание о Гертвиге, как ей подумалось, отличный повод сменить тему.

— Раз уж с Йергертом вы говорите, может, скажешь ему за меня кое-чего? Я не хочу с ним говорить, он… Словом, лучше, если он услышит от тебя: его отец просил, чтоб тот прислал хоть весточку.

— Ну нет уж, пусть не от меня.

— Но почему? — Опешила Йерсена. Она не ждала столь резкого и однозначного отказа.

— Потому что баба друга может и не стоит, только я теперь не стану притворяться, будто мне охота разбираться в том дерьме, что вечно происходит в их семье, уволь.

Она не знала, почему ее это задело, но задело сильно.

— А он… сильно злился из-за Вельги? Ну, или грустил?..

— А мне откуда знать?

— А ты не спрашивал? Не видел?

— Нет.

И ей вдруг пришла в голову нелепая и дикая догадка.

— Но он знает ведь о ней?

На это Содрехт лишь повел плечами, а Йер только и могла, что силиться отделаться от вязкой горечи, какой невыносимо отдавало его безразличие.

— Пошел-ка он, со всей его семейкой, а? — чуть мягче сказал Содрехт. — Что нам, не о чем, кроме него, поговорить?

И Йер кивнула, хоть и не могла отделаться от смутно ноющей досады.

— Расскажешь, как здесь?

Они сели на поленца у небрежно собранной перегородки, на какую кто-то вывесил чепрак сушиться, Содрехт сбегал до шатра за выпивкой, вернулся с парой кружек пива и напутствием “вина здесь не бери — одно дерьмо”, и взялся за рассказ.

Сказал, что лагерь неплохой — получше тех, в каких ему уже случалось побывать, но от наемников сплошные беды — то орут свои дурные песни, то напьются, то дерутся — только вот недавно одного забили насмерть, потому что слишком громко пел — за ними распускаются и остальные. На погоду жаловался: Полуостров в лучшем виде: сверху мокро, снизу грязно, посредине безобразно, и таков он был всегда, но что по осени, что по весне, в распутицу — особое паскудство. Говорил, что, слава Духам, хоть с едой здесь хорошо, особенно теперь, когда пришел обоз — тракт, укрепленный еще со времен Войн Духов, нынче весь во власти Ордена, и хоть еретики порою лезут, но по большей части уж хотя бы о жратве переживать не стоит, хотя у селян, какие не сбежали, брать почти что нечего.

Йер слушала пусть с интересом, но невольно ерзала. Все это замечательно, хотелось сказать ей, но это Линденау! — не какой-то там простой овраг возле какого-то простого замка. Но когда она спросила, Содрехт только и ответил:

— Срань весь этот Линденау. На сюда согнали, ждут неведомого чего… — он сплюнул. — То есть, ведомо, конечно, но так всяко не получится.

И взялся объяснять: болтают, будто приказали комтурство завоевать до снега, лучше даже до зимы, вот только с этой стороны и к замкам-то попробуй подойди. Он даже начал рисовать кривые кляксы: тут, мол, озеро, тут речки…

Йер получше него знала и про озеро на севере — большое и глубокое, в какое разливался Эрхлинд и в каком он оставлял немало своих вод — и про две вытекающие из него реки, гораздо меньшие и заливающие по весне лужок между двух замков, и про сами эти замки-побратимы: Майштен с Линденау.

Именно меж этих рек, но дальше к югу и стояла армия. От тракта балку отделяла топь, от замков — лысый, но густой лесок. Как Содрехт рассказал, холм вокруг Майштена теперь весь окружен болотом, путь через какое лишь один — по гати. Орден ее перекрыл, построил укрепление по эту сторону, но замок штурмовать не выходило. Болтали, будто бы еретики построили другую, тайную гать, и что перекрывали и ее. Еще говаривали про кулгринду, но ее попробуй отыщи… И оставалось только перекрыть ход лодок в Озерковой, чтобы им не подвозили продовольствия и гарнизон подох или же сдался.

С Линденау дело еще хуже: его с этой стороны почти что невозможно взять. Над Эрхлиндом — рекой широкой, полноводной даже тут, где воды ее обмельчали, сожранные озером — рядами арок вырастала переправа с башнями, построенная вместе с трактом в древности. Ее уж пробовали штурмовать — не вышло. А теперь маги врага старались ее уничтожить, орденские — не позволить им, и так все и стояло.

Но и если с переправой справиться, крутой известняковый холм — не так-то просто взять, а ход судов на Эрхлинде не перекрыть — к нему и вовсе с этой стороны едва ли подойдешь, чуть не весь берег заболочен. И армия стояла и ждала неведомо чего.