Йер тягостно сглотнула. Она различила, что почти неуловимо фоном ко всему звучит скулеж — Геррада, ткнувшаяся в землю чуть ли не лицом, почти что выла.

И Йерсена вспомнила вдруг: она ведь из Гейно, как и Ротгер.

Он, что самое ужасное, не злился. Наблюдал, как поднимается Йоланда и как остальные вскидываются, и улыбался предвкушающе и выжидательно, почти что благодушно. Дал им время осознать ее слова, и лишь тогда легко, непринужденно, дал ей по лицу и снова уронил на землю. На сей раз он наступил ей на голову, и Йер против воли потянулась к горлу, вспоминая, как оно — когда грязь с каждым вдохом забивает рот.

— Остановитесь! — пискнула испуганная Дрега.

— А то что? — Глумливо уточнил брат Ротгер.

И девчонка — из простых, не знатных, в самом деле знающая свое место — мялась и металась, разрываясь между тем, чтоб броситься помочь подруге и боязнью что-то сделать брату рыцарю. Но время шло, Йоланда вырывалась все слабее, и тогда с нелепым писком Дрега кинулась вперед.

Он отшвырнул ее, точно щенка.

— Смотрите и запоминайте, — сказал он. — И чтобы ни единая другая сука с места не сошла.

Но было поздно. Этого хватило, чтобы взбунтовались почти все, и девки, позабывшие про колдовство, огромной кучей понеслись на рыцаря, вопя и вереща, как стая касн.

Йер точно приросла к земле, и, все еще касаясь шеи, наблюдала, как толпа захлестывает Ротгера, дерет ему лицо, рвет волосы — и дальше можно было разобрать только возню и крики. Она силилась понять, что делать — помогать ли чародейкам или рыцарю, бежать ли за подмогой? Что ей, орденской сестре, на самом деле полагалось сделать? Полагалось ли вообще?

Вдруг что-то громыхнуло, и разрозненную суету сменили уж другие крики. Йер почувствовала раньше, чем на самом деле поняла — отлично знала это чувство, когда мир как будто бы застыл, и воздух замер, морось зависала каплями, что перестали лететь вниз — так колдовали маги. Грань разорвалась огромной трещиной, и чародеек просто разметало в стороны.

Брат Ротгер поднялся. Небрежно провел пятерней по волосам, откидывая их с лица, смахнул с плаща несколько комьев листьев и травы и лишь тогда с презрением окинул взглядом чародеек, что барахтались в грязи. Демонстративно перебросил полу за плечо и приподнял рукав, чтоб в мутном свете зыбкого утра продемонстрировать айну на загорелой коже.

Не просто маг — высокий Род, иначе не показывал бы так.

За это время чародейки стали подниматься. Он с гортанным хохотом махнул рукой вниз — и порыв шквального ветра со стеной воды вдавил их грязь и распластал.

Йер с удивлением осознавала, что ее не зацепило. Рядом с ней лежали те, кого макнуло в жижу, но она стояла и не чувствовала ничего, кроме огромной силы заклинания. И так же не задело и Герраду.

Колдовство отхлынуло, но в этот раз колдуньи не спешили подниматься. Обессиленные, они сплевывали грязь, пытались утереть ее с лица, и было видно: он вбил в них покорность.

— На колени и ползите. Снова в два ряда, как и стояли — приказал брат Ротгер.

И они ползли.

Перед глазами Йер полдуньи, что не разговаривали с ней за то, что она Мойт Вербойн, как чернь барахтались и вошкались в грязи. И в этот миг она не чувствовала жалости — одно презрение.

Она и раньше знала: люди любят стоять на коленях, до смешного любят. Почему-то думают, что смогут так расположить к себе тех, кто сильнее, но на самом деле — это было видно в глазах брата Ротгера — могущественным просто нравится смотреть, как кто-то унижается. Их не жалели, не прощали, уж тем более не исполняли их желаний — просто упивались унижением и тем величием, каким желали их облечь коленопреклоненные.

И в следующий раз он сыщет новый способ их унизить и поставить на колени.

— Вам сегодня полагалось уяснить одно: что если вам приказано, ты вы без возражений исполняете. Не думаете и не препираетесь, а просто делаете. Если вы не в состоянии подняться, натянуть одежду и пойти за командиром, не уляпавшись по самую макушку, то вам тут не место. Если хочется играть в любимых дочек знатных папенек, то я напоминаю: будь вы им нужны — никто бы не отдал вас в орденские сестры. Выдали бы замуж, и вы высирали бы сейчас по пятому, десятому, какому еще выблядку, а не торчали здесь. А раз вы тут, то значит это лишь одно: на вас всем срать. Подохните вы или под наемника подстелитесь — кому какое дело. Я бы мог хоть тут велеть вам отдаваться мне в порядке очереди и прирезать всякую, какая станет спорить. Выкину потом в кусты и кто докажет, что то — не зверье и не заблудший еретик?

Он снова обводил их взглядом, и Йер верила — так не смотрели на людей. Он видел инструменты, нужные лишь для того, чтоб воевать: как нож строгает, как стучит кузнечный молот, как разит стрела — без мыслей и без возражений.

Это видели и чувствовали все, но Йер в отличие от них осознавала, что не злится. Может, потому что в глубине души отлично знала: этого хотят и Духи, и того они и добиваются, когда лишают всякого, что может помешать служить, — чтоб человек стал инструментом их великой воли.