Шрифт:
Бернард вяло пожал плечами. Он закрепил негатив прищепкой, а снизу повесил грузик, чтобы плёнка не скручивалась.
— Я с тобой согласен, — сказал он. — И поспешных выводов не делаю. Просто моего отца вряд ли интересовали подобные фотосессии. Перед тем как прекратить заниматься фотографией, он и вовсе был болен только призраками.
— Но ведь раньше он вполне мог проводить абсолютно разные фотосессии, в том числе и откровенные.
Бернард снова пожал плечами.
— Наверное, — без какого-либо интереса сказал он. — Если и так, я этих фотографий не видел. А эти непроявленные плёнки, скорее всего, из его последних. Чтобы их оставить вот так, тоже должна быть причина.
Бернард приступил к подготовке проявительного бачка для второй плёнки.
— А ты сам не надумал поменять направленность своих фотографий? — спросил Юэн. — Полагаю, что за откровенные фотосессии можно больше получить денег...
— Нет, не надумал, — вздохнул Бернард. — Почему ты вообще прицепился к этой теме?
— Просто интересно, как ты относишься к подобному. Понимаю, что у всех разные моральные принципы, но, на мой взгляд, фотографии обнажённой натуры — это не всегда пошло.
— Я и не говорил, что это пошло, — сказал Бернард, смахивая капельки воды со спирали, — хотя часто встречается только пошлость. Хорошо сделанная фотография — это прежде всего искусство, отражение профессионализма фотографа и харизмы модели. Помнишь, недавно ты говорил про музыку: если песня хорошо написана и исполнена, то неважно, какого она жанра. Так и с фотографиями.
— Да, — сказал Юэн, гордо вскинув подбородок, — так говорят истинные профессионалы.
«Если он опять начнёт намекать в сторону Эрики, это будет уже как-то даже совсем не остроумно».
— Просто, обнажённая натура, — продолжал Бернард, выуживая наугад из пакета новую катушку, — это не мой формат. Меня больше привлекают различные места, которые с течением времени меняются и увядают. Но, независимо от моих предпочтений, приходится заниматься чем-то совершенно неинтересным, вроде фотографий на документы.
— Понимаю, — кивнул Юэн и засмеялся. — Может быть, если бы мне приходилось делать фотографии на документы со всеми этими суровыми и кислыми лицами наших горожан, я бы тоже предпочёл в свободное время фотографировать исключительно что-то неодушевлённое.
— Вроде того, — усмехнулся Бернард.
— Меня тогда в первый раз ты, наверное, сфотографировал, исходя из этого принципа, — тихо сказал Юэн и наигранно закашлялся. — Так, ладно. Кажется, мы немного отвлеклись, да? Давай продолжим.
За разговорами они проявили ещё несколько плёнок. Бернард даже позволил Юэну залить пару реактивов, а потом разрешил крутить и поворачивать бачок. Правда, извлекать плёнки и развешивать их на верёвках предпочёл сам. Но Юэн всё равно казался довольным, что ему доверили хоть какую-то работу.
Понижение температуры проявочного реактива не убрало фотографическую вуаль полностью. Впрочем, как Бернард и ожидал. Это нестираемый след времени. Более того, на каких-то плёнках она выглядела даже плотнее. Две катушки вовсе оказались полностью мутными. На остальных можно будет попытаться вытянуть качество при проявке фотографий разными способами. Например, продлить время выдержки или использовать контрастную бумагу. В конце концов, плёнки теперь уже можно было отцифровать и отретушировать в графическом редакторе.
На маленьких негативных изображениях сложно было распознать какие-либо места, но кое-что Бернарду казалось отдалённо знакомым. Будто он их где-то видел или читал какую-нибудь статью. На некоторых снимках отпечатались полупрозрачные белые круги и силуэты, но говорить о том, что это точно призраки, а не дефекты плёнки, было рано. Надо получить с них фотографии, чтобы сказать наверняка. Попадались и катушки с однотипными кадрами одного и того же места с разных ракурсов. Такие вызывали у Бернарда тревогу даже больше, чем кадры с призраками-дефектами.
Плотный мрак, в который проявочная комната периодически погружалась, всё-таки с каждым разом действовал на Юэна сильнее, чем прежде. Хоть на учтивые вопросы о самочувствии тот отвечал, что всё нормально и падать в обморок не собирается, Бернард видел, что состояние его ухудшалось. Улыбки становились натянутыми, в глазах отражалась рассеянность. А ещё Юэн начал чаще обнимать себя за плечи, касаться предплечий, потирать руки и поглаживать кольца, и Бернард понял, что на сегодня с плёнками пора заканчивать.