Ромашка и мята подействовали успокаивающе. Мысли теперь не разлетались, как стайка всполошенных птиц, и Бернард морально чувствовал себя намного лучше, чем днём. Наконец он ощущал себя собранным.

Он вышел во внутренний дворик и осмотрел пустынную лужайку. После смерти отца Бернард перебрал часть его вещей. Что-то, в хорошем состоянии и новое с бирками, отвёз для гуманитарной помощи. Остальное расфасовал по пакетам, надеясь когда-нибудь их выкинуть. Это время пришло. Время потихоньку избавляться от прошлого, которое изжило себя.

Выкатив металлическую бочку на лужайку, Бернард посмотрел в синий, посыпанный звёздами купол неба. Ветра не было, и привычно хмурые тучи рассеялись к вечеру. Бернард не планировал сжигать все отобранные вещи и устраивать кострище выше головы, просто хотел с чего-нибудь начать.

Да, легче отнести одежду на мусорку, но он чувствовал, что сжечь будет правильнее. Почему? Возможно потому, что такое видение частично перешло к нему от матери. Из более-менее нормальной, но ненужной одежды Инесс обычно что-нибудь мастерила, остальное сжигала. Сейчас ситуация была другой, и Бернард придавал процессу сожжения вещей больше психологическое значение. Ему казалось, что так будет проще отпустить отца. Не вычеркнуть его из своей жизни, а смириться с тем, что его больше нет. И, конечно же, ослабить ту привязанность, которая могла вернуть его в виде призрака.

Отправив одежду в бочку, Бернард плеснул жидкости для розжига и кинул зажжённую спичку. Огонь кратко и порывисто вспыхнул, пришлось отступить на шаг. Бернард как завороженный наблюдал за извивающимися языками пламени, испытывая странные чувства от того, что вещи, которые он часто видел на отце, постепенно сгорали. Будто там в бочке догорала последняя частичка Грегора.

«Подумать только, а ведь прошло совсем мало времени».

Всего пару месяцев назад никто не мог предположить, что Грегора Макхью не станет. Он был жив недавно, а теперь его уже нет. Он не вернётся. Они с Бернардом не сходят ни на игру, ни в бар. Отец больше не закроется в своей комнате и не поинтересуется, будет ли ужинать Бернард. Да, эти родственные отношения нельзя было назвать идеальными. И после смерти Инесс яма отчуждения между отцом и сыном только увеличивалась, но они по-прежнему оставались родственниками, переживали друг за друга и заботились, каждый по-своему, хотя и тот и другой предпочитали всё держать в себе и не вдаваться в чистосердечные беседы. Но это было хоть что-то, а теперь и вовсе

ничего

.

Когда одежда почти прогорела, Бернард бросил в бочку старый фартук матери. На мгновение показалось, что огонь погас, но вскоре пламя пролезло по краям и просочилось сквозь ткань. Бернард перевёл взгляд на дом, который смотрел на него тёмными окнами, практически как найденный на дне пересохшего пруда череп провалами глазниц. Теперь бессонными ночами можно будет заниматься более полезными делами — перебирать и избавляться от ненужных вещей.

— Ого, ты действительно сжигаешь одежду вместо того, чтобы просто её выкидывать?

Бернард повернул голову и увидел Юэна с гитарой за плечами. Из-под распахнутой свободной ветровки выглядывала надпись «Ограниченный тираж», а синие высокие носки с мухоморами были единственной яркой деталью в его образе.

Сначала Бернард подумал, что Юэн ему чудится. Не мог же он так рано вернуться. Прошло всего ничего с момента, как Бернард подвёз его до вокзала. Однако Юэн выглядел вполне себе реально. Он широко улыбнулся, подошёл ближе и с любопытством заглянул в бочку.

— Разве ты не должен быть на репетиции? Или я совсем потерялся во времени? — спросил Бернард, не сводя глаз с Юэна, всё ещё сомневаясь, галлюцинация тот или нет.

— Репетиция не состоялась, — ответил парень, вытягивая руки над бочкой. — Где-то что-то коротнуло и всё здание обесточило. Говорят, даже проводка загорелась. В общем, шоу удалось на славу, с дымом и спецэффектами. Обошлось без жертв, однако на сегодня репетиционные студии закрыли. И это всё произошло, пока я ехал туда, ага. Ну, мы с ребятами сначала хотели пойти в другую студию, но там уже было всё занято, поэтому решили не испытывать судьбу и перенести репетицию.

— Кажется, неприятности свалились на голову не только мне...

—

И это миг рассыпается в прах, когда я хочу его удержать, —

пропел Юэн. — Да, обидно, конечно, когда планы рушатся. Так хотелось поиграть на полной громкости и поорать песни, чтобы уши заложило.

— Но ты не выглядишь расстроенным, — заметил Бернард, тоже вытянув руки над бочкой.

— А чего расстраиваться? В следующий раз сыграем.

Они простояли так несколько минут, пока огонь окончательно не потух. На дне теперь виднелись только дотлевающие остатки одежды.

— Слушай, — сказал Юэн, — пока я ехал обратно, меня вдруг осенило: мой отчим вообще-то строитель. И у них, у строителей, есть своя тусовка. Не уверен, специализируется ли Вилли на ремонте крыш, вроде бы нет, но он может знать ребят, которые могли бы помочь. Качественно и без обмана. Возможно даже по адекватной цене.

— Вилли строитель? Ты об этом не рассказывал.

— Ну, — Юэн засунул руки в карманы ветровки и перекатился с пятки на мысок, — ты не спрашивал, — он виновато улыбнулся и прикусил губу. — Так вот, я могу поинтересоваться у него насчёт ремонта.