– Когда я сказала маме, что собираюсь провести лето в Антарктиде, она подумала, что я сошла с ума. Она сказала, что я замерзну насмерть. Я сказала ей, что теперь такое случается редко, - рассказывала Андреа Ким.
– Но она была обеспокоена моим отъездом. Как вы можете идти туда, - сказала она, - учитывая то, что случилось с теми несчастными?" Она, по-моему, говорила о станции Харьков. Но это мама: ей нравятся сплетни, и она поверит чему угодно.

– Значит, вы не доверяете предполагаемым событиям на станции Харьков?
– спросила ее Ким.

– Нет, совсем. Я учёный. Я не сомневаюсь в существовании инопланетной жизни, но в том, что она существует здесь, в Антарктиде, и существует уже миллионы лет, что под ледниками существуют внеземные города, старше мелового периода... ну, это слишком сильно расширяет реальность.

У Ким была архивная видеозапись каждого интервью, которую она могла позже отредактировать для "Полярная жизни". NSF, конечно, потребует исключить любое упоминание о Харькове из уважения к семьям проклятой команды. Возможно, в этом была причина. Возможно, это было что-то еще.

Как бы то ни было, даже без историй о привидениях на Харькове Ким была убеждена, что этой зимой ей предстоит снять беспрецедентные кадры. Команда была небольшой, обособленной, взаимозависимой, а отношения были крепкими, почти родственными. Этой зимой ей предстояло стать свидетелем вещей, которые станут абсолютным откровением.

У нее просто было такое чувство.

И в этом она была права.

14

25 ФЕВРАЛЯ

ГОЛОСА.

Они говорили, что если достаточно долго прислушиваться к ветру, то можно услышать голоса и, может быть, как тебя зовут по имени, и иногда Ким Пенникук почти могла в это поверить. Особенно в такие ночи, когда ветер, проносящийся над полярным плато, напоминал голоса мертвецов, требующих, чтобы их впустили.

Но это была Антарктида.

Здесь, внизу, была сотня способов сойти с ума, особенно когда зима обнажала свои зубы, солнце с каждым днем садилось все ниже и ниже, и наступала тьма, мрачная и вечная. Что-то в бесконечной ночи заставляло людей лезть на стены. Заставляло их воображать разные вещи и нападать друг на друга.

Она много раз видела, как это происходило, и это могло привести к ужасно долгой зиме. Обострилось мелочное соперничество. Мелкие разногласия переросли в крупные сражения. Профессиональная ревность среди ученых переросла в кровавые стычки. Несмотря на все психологические профили, это все равно происходило на льду с тревожной частотой. Достаточно одного психа, чтобы превратить всю станцию в программу из двенадцати шагов.

И именно поэтому она начала беспокоиться об Андреа.

Не было ничего, ничего определенного, но за последние несколько дней она заметила некую болезненную перемену в характере Андреа, и это ее беспокоило. Андреа, несмотря на свои научные достижения и прагматичный взгляд на мир, была молода и впечатлительна.

– Давай, Ким, - сказал Борден.
– Ты играешь или нет? Грозный капитан Старнс только что собрал фулл-хаус, на валетах и десятках... сделай мне одолжение и ответь ему каре. Он это заслужил.

Старнс рассмеялся.
– Ах, этот человек явно завидует моей карточной механике.

– Карточная механика?
– спросил Борден.
– Когда я был ребенком, мы называли это мошенничеством.

Больше смеха.

– Он все еще злится, потому что мы не получаем сигнал Каллисто.

– Ты винишь меня?
– спросил Борден.
– Самая большая вещь после нарезанного сыра, и я скучаю по ней.

Они все собрались за столом, вымыли посуду после ужина, играли в покер и грызли вишневые пироги, приготовленные доктором Бобом. Все они... кроме Андреа.

Она стояла перед окном возле радио, слушая ветер, глядя в темноту или, может быть, просто глядя на свое упрямое отражение в стекле.

Поднявшийся ветер тряхнул здание, замерцали огни.

Ким нахмурилась.
– Андреа? Почему бы тебе не поиграть с нами в карты и не посмеяться?

– Конечно, - сказал доктор Боб. – Иди сюда, пока док Борден не съел все пироги.

– Это очередное ехидное замечание по поводу моего веса?
– усмехнулся Борден.

Андреа просто продолжала смотреть в темноту.

Ким и доктор Боб переглянулись.

– Андреа?
– позвала Ким.

– Что?
– теперь она повернулась к ним, ее лицо было бледным и темным в полумраке.
– Ветер издает странные звуки, если прислушаться.

– Просто ветер, - сказал доктор Боб.
– Здесь, на плато, ничто не останавливает его.

Борден кивнул.
– Конечно, дайте ему месяц, и тогда он действительно начнет кричать. Помню, как однажды на станции Полюс было так громко, что...