«Это я помню, про больную фантазию, нацеленную на поиск еды и приключений без оглядки на Административное и Уголовное Уложения. Но ведь можно же чем-то полезным занять!»

«Занять полезным — можно, хоть бы той же учёбой, но сложнее. И перечень осмысленных работ он просто по определению конечен, в отличие от списка работ дурацких. В итоге и наблюдаем то бдительное слежение, чтобы на дорожках в буквальном смысле ни одного листочка не было, то ещё что-то трудоёмкое и бессмысленное. Например, один взвод поливает плац водой, чтоб пыль не летела, второй вениками разгоняет лужи, потому что непорядок, а третий — посыпает всё сухим песком, 'чтобы грязь не разводить».

«А четвёртый назавтра сгребаем всё это лопатами и вениками, вынося за забор, потому что плац должен быть чистым?»

«Примерно так».

«Но у нас в дружине такого нет! Или я просто не знаю?!»

«У тебя дружинникам боевой учёбы по освоению твоих новинок намного хватает. А помимо этого… Ты в прошлый раз на изнанке на оборудование полигона внимание обратил?»

«Неплохо отстроились, а что?»

«Я про мишенное поле».

«Там, вроде, макеты каких-то домиков были…»

«Вот мы одними глазами смотрим, одними ушами слушаем, а видим и слышим разное. Похоже, его „совершенствование“ стало любимым развлечением твоих офицеров. Там нормальный такой фрагмент деревни выстроен, хоть жильцов заселяй!»

«Ну, та отстраивать мишени — на самом деле, на первый взгляд, дурацкая идея, но на второй — уже интересная».

«А перед деревней — укрепрайон, рассчитанный чуть ли не на батальон со средствами усиления — ну, точнее, сколько там поместится, в имеющейся полосе. И я не удивлюсь, если окажется, что от форта к месту работ бойцы с инструментами на плечах пешком бегают».

Вскоре нашли и баню. Она тоже сочетала в себе черты кочевой и оседлой жизни, являя некий переходный этап: котельная сложена из саманного кирпича, парная — или то, что таковой казалось — обложена срубом из брёвнышек, больше похожих на жерди, внутри них вроде бы брезентовая палатка, помывочная и раздевалка, она же предбанник — просто палатки, безо всякой облицовки. Правда, меня смутило полное отсутствие признаков жизни вокруг: двери закрыты, дымок над трубой не курится, только часовой под грибком мается. Зачем он здесь — вообще непонятно. Но эта загадка разрешилась очень быстро: стоило мне подойти ко входу в раздевалку и попытаться заглянуть внутрь, раздвинув шнуровку на двери, как от поста донёсся громкий окрик.

— Стой! Три шага назад от палатки! — И лязг затвора в довершение.

Я обернулся, чтоб убедиться, что являюсь адресатом окрика, и тут же сделал требуемое, не уточняя — стоять мне или отходить. Ежу понятно, что первое слово означает лишь приказ прекратить начатое действие, и выполнению второго приказа таким образом ничуть не мешает. Не став больше ничего спрашивать, часовой всё равно не имеет права мне отвечать, а тем более спорить, поскольку уложить меня и сопровождающих мордой в песок он как раз таки право имеет, даже обязан, попросил:

— Вызови разводящего.

После этого, не прекращая демонстрировать дружелюбие и послушание, дождался вызванного свистком фельдфебеля. Тот и пояснил, что баня есть, но не работает: по приказу господина полковника она, после наведения внутри образцового порядка, заперта, чтоб этот самый порядок никто не рушил. То-то я смотрю, что даже дрова в поленнице по цвету подобраны, от самых тёмных внизу, до самых светлых вверху.

— Так, это интересно, конечно, но как мне помыть своих бойцов?! Завтра высокая комиссия приезжает, а они у меня кто в машинном масле, а кто и вовсе покрыт многослойными напластованиями.

— Ну, наши, ваше высокоблагородие, обычно в речке моются. Если, значит, по южной дороге проехать, там пост будет, а за ним ещё версты полторы, и речка, с песочным берегом.

Угу, судя по слову «обычно» это далеко не один раз делалось. Точно как в том анекдоте, про баню и лето[2]! Нет уж, своих я в речку не погоню: отмывать технические жидкости в прохладной, мягко говоря, осенней речке, это развлечение весьма сомнительное. Отправлю лучше людей в Касимов, причём с первой партией сам съезжу, на случай каких-нибудь проблем. Например, день не банный, или ещё что. И денег с собой возьму с запасом, чтобы день уж точно банным сделать. Уточнил только — зачем часовой? Оказывается, чтобы нижние чины помывочный инвентарь и мыло не крали. Даже обидно немножко: за вора мочалок меня ещё не принимали.

Пока распорядился готовить три грузовика к перевозке людей. Методика отработана на сборщиках ягод и артельщиках: весь лишний груз, в данном случае — вообще весь, долой, на борта кладутся поперёк кузова лавки, по сути — толстые доски с набитыми снизу ограничителями. Максимально можно разместить шесть досок, на каждую усадить пять человек, если с оружием и вещами. Так сильно набивать не будем, смысла нет, тем более, что есть и места в кабинах, да ещё с собой водовозку возьмём, запасы питьевой воды обновить.

Отправив сопровождающих в лагерь, выбирать и разгружать грузовики, сам направился в штаб, доложить о планируемой отлучке. Да, у меня не было приказа поступить в распоряжение полковника, но это уже требование армейского этикета, если угодно. Правда, не помешало бы ещё и генерал-лейтенанту Хвощову доложиться, как старшему по званию, но где его искать? Не вламываться же в каждый домик, а его явно не в палатку спать отправили, с вопросом «генерала не видали?» или чем подобным! Вот здание штаба определяется легко: по часовому у входа.