Ольга отрицательно замотала головой и руками замаха. Толкнула мужа локтем, а сама кошель со стола подхватила и за ворот сунула, к груди. Видать, чтоб сердце грело.

– Что ты мелешь, Валер, боги с тобой! – елейно запричитала Ольга. – Боди еще через пару годков сестрицу прихватит, да и сбежит от нас. Чай, не дурак растет.

Она ко мне повернулась снова, посмотрела внимательно.

– Тебе-то пошто дети сдались? Надоело Кроверу платить? Или для чего дурного собрался?

– А то тебе дело есть? – шикнул я. Ольга насупилась, прищурилась, шагнула ближе.

– Ты себе думай, что хочешь, но то мои дети и я имею право знать.

Я губы поджал, с ней взглядом померился… Но все ж выдохнул. Может и правда не все равно ей? В глазах вон что-то человеческое даже промелькнуло.

– Боди у меня долго уже работает, и жена моя, и я к нему прикипели. Хотим ему лучшей жизни дать. А он еще и про сестру рассказал…

– Лучшей жизни? – снова взъерепенился Валер. – А мы что, плохую жизнь им даем?

Но Ольга тотчас шикнула на него.

– Пиши отказную, дурья башка. Шутка ли, разом столько денег получить? – а сама на меня поглядела еще разок. С головы до ног взглядом окинула.

Он хмыкнул, видно было, что до сих пор не верит в собственное счастье. Но жадность уже во всю тянула его к бумаге.

– Ну… – заворчал, ковыряя куцее перо грязным ногтем. – И как нам знать, что ты не киданешь? Может, подделку подсунешь или просто мимо проскочишь? Где гарантия?

– Гарантия – мое слово, – ледяным голосом бросил я. – Пишите сейчас. Бумага пока у вас остается. Я иду за золотом, а когда вернусь, вы даете мне бумагу, я забираю обоих детей. Деньги остаются вам, и все без лишних разговоров. И лучше бы лишний раз вам это не обсуждать ни с кем. Сами придумаете, почему от детей отказаться решили. Про деньги – ни слова.

Валер почесал шею, брови нахмурил, но Ольга снова вмешалась, чернильницу ему подсунула и в плечо пихнула.

– Маловато как-то… – все же протянул Валер, нагло щурясь. – Может, добавишь за “труды”? Все-таки дети наше достоянье, гляди, сколько пользы могли бы принести.

Я и так уже подкипал изрядно, но тут меня и вовсе сорвало. Словно шторка опустилась… Это ж он за своих детей еще торгуется. Грязь поганая!

Кулак сам собрался, удержал насилу. Я подошел к нему, схватил стул, на котором он сидел, за спинку… Вместе с этим ублюдком от пола поднял, и откуда только силы столько взялось? И вперед придвинул. Да так, что он грудаком в стол впечатался. Захрипел, слюни распуская. Но я к нему уже склонился сзади, к самому уху.

– Еще слово – и я устрою тебе такие торги, про которые сам потом не рад буду вспомнить, – сказал глухо, – Думаешь, цену себе набиваешь? Мне плевать, в какую копейку вы оба себя оцените. Эти дети сегодня же со мной отсюда уйдут и не воротятся больше. Кроме как по хорошему, я и по дурному вопросы решать умею. Попробовать хочешь?

Говорю, а под моими руками древесина вдруг дымиться стала. Жаром от ладоней понесло. Я даже забыл, что еще сказать хотел, на руки свои только уставился. В груди загорело тянущей болью. Но… не пустотой, как прежде бывало.

Я отпустил, Валер тут же отпрянул, но тут Ольга влезла между нами, ухватила его за локоть, стараясь поиграть в миротворицу. Они, похоже, удивления моего не заметили. Таращились только на спинку стула обугленную и дымком исходившуюся.

– Тише, тише, милый. Нам не война нужна, а выгода, – запричитала женушка, – Пиши, Валер! Чего тянешь… Детям с ними лучше будет, а у нас деньги заведутся, всем добро.

Он буркнул сквозь зубы ругательство и приткнулся обратно к столу. Через пару минут корявым почерком они нацарапали нужную отказную. Ольга приложила внизу свой каракуль. На подпись походило слабо, но любой маг-писец скажет, настоящая та подпись или нет. Потому и подделать нельзя было.

– Бумага пока у нас, – просипел Валер, – Ты не вздумай дурить.

Я скривился, но кивнул. Пусть думают, что на этот счет у них преимущество. Дать им иллюзию, пусть воображают себя умнее всех.

– Детям ни слова, иначе сумму вдвое уменьшу, – добавил напоследок строго. Не хватало еще, чтоб ребятня узнала, что их родители продали. – Я вернусь до заката.

– Будем ждать, – все тем же голоском елейным Ольга отозвалась.

Я вышел на улицу с тяжелым сердцем. Ярость бурлила внутри: противно, что нужно с такими торговаться, смотреть, как за чью-то судьбу грызутся, будто за мешок картошки или кувшин медовухи. Победа эта не радовала. Хоть бы дети не прознали все, что тут происходило.

Когда дверь за спиной закрылась, я выдохнул, позволяя себе одну короткую эмоцию – злость и презрение к этим двум. Трясина, в которой только золото и имеет значение. Я почти побежал по узкой улице прочь, чтобы не стошнило прямо там.

Отвлекали лишь мысли о странном выбросе жара из моих ладоней… Неужели магия начала возвращаться..?

Да ведь быть того не может.

Нина