У меня ноги едва не подкосились, когда я увидела всю картину целиком.

— Господи, с вами что сделали? — прошептала, спеша к ним навстречу, — Вилен… Кася!.. — девчушку подхватила под руку, погладила по белобрысой голове. — Жива, цела?

Она кивнула, но осталась крепко цепляться за рукав Вилена.

— Всё хорошо… — выдохнул он, больно морщась, стараясь выпрямиться. — На вот, отказная на обоих….

Вилен достал из-за пазухи помятую, в крови с одного уголка, бумагу.

— Кася и Боди теперь без родителей. Всё законно.

Я глазами дважды хлопнула, пока мысль сию переваривала. Бумагу выхватила, будь она неладна, на полку отложила пока.

— Давай, сядь! — я его к лавке почти притащила. Сама же за салфетками и чистым полотенцем бросилась. — Ты что натворил-то, лесной бес… Кто тебя так?

Вилен взгляд отвел, молча стену разглядывать принялся. Не скажет, значит. Упрямец.

Зато Кася захлопала глазами, явно борясь сама с собой. То на него, то на меня глядела. Но всё же прошептала тихо, срывающимся голоском:

— Папка ругаться начал… Не хотел отдавать. Дядя Вилен… он говорит — надо по-честному, а папка вдруг… нож взял… А там друзья еще папкины пришли загодя, — она захлебнулась, слова оборвались и девочка замолкла, прижав ладошки к лицу.

Я прикусила губу, глядя на Вилена, который только покачал устало головой.

— Теперь всё, — сказал он тихо и сам девочку по голове погладил. — Больше никто вас не тронет.

Тут и Дульсинея в себя пришла наконец, подскочила, мигом рядом оказавшись.

— Ай, да божечки, дитя наше новое! — с каким-то невероятным нежным умилением запричитала женщина. — Пойдем, красавица, пойдем, у меня для тебя мягкая подушечка готова, а если захочешь — и медовый пирог. Только сперва умоемся. А взрослые тут пусть в порядок приведутся, да поговорят.

Кася на нее насупилась и точно уж не собиралась никуда идти. На Вилена только поглядывала, словно ждала, что тот предпримет.

– Иди, Кася, Дулься наша тебя не обидит. Да никто в этом доме не обидит.

Она еще какое-то время помялась, но все ж шагнула к пышнотелой нашей поварихе. Та ее приобняла ласково, потянула за собой. Кася еще несколько секунд помедлила, на все ж разжала пальчики, отпустила Виленов рукав и позволила себя увести.

В кухне остались мы вдвоём. Я тут же бросилась за ножницами, наскоро разрезала рубаху, чему Вилен точно не рад был.

– Хорошая же…

– Была! Кровь все равно не отстираешь начисто. Уж присохло все.

Я храбрилась, но у самой руки вот-вот задрожать готовы были.

Рана оказалась не сильно глубокой, но длинной. Сочиться уже почти перестала, но то до поры до времени.

– Зашить бы нужно, – навскидку сказала. Вилен поморщился. Сам уж глянул.

– Нина, это царапина, ну что ты в самом деле?

Но под моим взглядом он быстро стушевался.

Аптечку достала из шкафчика, на кухне всякое случается, потому всегда старались нужности для первой помощи под рукой держать. Рану присыпала порошком специальным, он и для дезинфекции, и кровь остановит насовсем. А после, руки как следует вымыв, взяла специальную гнутую иглу.

– Нина… – он как-то от меня отодвинулся. – Не надо.

– Надо, – я смотрела на него глаза сузив. – Ты что же, боишься?

Губы поджал.

– Придумаешь тоже.

– Вот тогда и сиди смирно. Рана вон какая. Хочешь от неловкого движения снова кровью истечь? Как края разойдутся, так и хлынет опять.

– Ты хоть раньше делала такое? – и смотрит подозрительно.

– Делала, – соврала на честном глазу.

Впрочем, несмотря на его шипение порой, да желваки на скулах ходящие, что выказывали его отношение к происходящему, справлялись мы оба вполне неплохо. Не скажу, что это все было делом приятным, все же человеку осознанно боль причинять – это уметь надо. Еще и руки дрожали порой, что приходилось вниз опускать и встряхивать, чтобы успокоить. Но мы справились.

– Вот и все, – я завязала узелок… Вокруг все протерла теперь, кровь начисто смыла чистой влажной ветошью. После лицо его к свету повернула, цыкнула.

Поспешила в кладовую, тут хоть банки с соленьями холодные были. Их-то и взяла.

– На вот. Приложи к ушибу.

Он сделал, как велено было, но все так же на меня старался не глядеть. Пришлось его лицо в ладони взять тихонько, к себе повернуть.

Осторожно коснулась губами сперва ушиба его, потом синяка под глазом. А после в глаза уставилась: