— Спасибо вам, ребята, — тихо сказала она. — Они такие уроды. Ненавижу таких.

— Не проблема, — ответил я.

— Блин, а я ведь и правда хотел им морды набить, — вздохнул Киржаков. — Но ты меня опередил. Словами оказалось эффективнее.

Мы втроем подошли к уже опустевшей кафедре. Демидов посмотрел на меня с каким-то новым, нечитаемым выражением.

— Разумовский, у вас крепкие не только знания, но и нервы, — сказал он, ставя мне в зачетку жирные пять с половиной баллов. — В нашей профессии это бывает даже важнее.

Странный все-таки тип. Еще полчаса назад он пытался меня публично утопить, а теперь почти хвалит. Похоже, ему просто до смерти не нравятся чванливые аристократы. Или он просто любит хорошее шоу. В любом случае, я заработал еще пару очков в его глазах.

Забрав свои зачетки, мы решили, что стоит держаться вместе теперь — самый разумный вариант. По крайней мере, до конца этого сумасшедшего экзамена.

После короткого перерыва нас препроводили в другую аудиторию. В отличие от предыдущего помпезного зала, это было обычное, почти школьное помещение, с рядами потертых парт и большой меловой доской. Воздух здесь пах пылью и напряженным ожиданием.

Нас встретила женщина, вид которой мгновенно объяснял, почему адепты боятся теоретического экзамена больше, чем вызова на массовую катастрофу.

Это была пожилая, сухопарая дама в строгом сером костюме и роговых очках, на толстых линзах которых играли блики света. Ее тонкие губы были поджаты в вечно недовольную ниточку, а на носу красовалась внушительных размеров бородавка, которая, казалось, жила своей собственной, отдельной жизнью.

— Рассаживайтесь, адепты, — ее голос был таким же сухим и скрипучим, как несмазанная телега. — Меня зовут Ефросинья Марковна Пыжова, Магистр Целитель. Сегодня я принимаю у вас теоретическую часть экзамена.

Она подождала, пока все рассядутся по местам, и обвела нас тяжелым, пронизывающим взглядом.

— На выполнение вам дается три академических часа. На столах ничего. Оружие сегодня — ручка и мозг. Всё остальное — лишнее. Списывать или использовать любую магию не советую. Замечу — выкину обоих, без права пересдачи в этом году. Начали.

Она махнула рукой, и на партах перед каждым из нас материализовались толстые, запечатанные конверты.

Я вскрыл свой и бегло пробежался по вопросам. Работа предстояла обширная, но, к моему облегчению, вполне подъемная.

Первый, самый большой блок, занимавший добрых две трети всего экзамена, был по сути, проверкой базовых медицинских знаний. Стандарты лечения инфаркта миокарда, техника наложения артериального жгута, дифференциальная диагностика острого живота, интерпретация ЭКГ… Основы. Это я знал еще лет двадцать назад, в своей прошлой жизни, и мог бы написать по каждой из этих тем небольшую монографию.

Второй блок касался непосредственно целительства с применением «Искры». Техники снятия магических ожогов, купирование последствий проклятий низшего уровня, способы энергетической подпитки пациента в критических состояниях.

Память услужливо подкинула мне наши ночные бдения над фолиантами, четкие и ясные объяснения моих преподавателей в Академии. Да, спасибо им, с этим я тоже справлюсь без проблем.

И, наконец, третий, самый нудный раздел — Устав Гильдии. Права и обязанности целителя, этика и деонтология, юридические аспекты, порядок взаимодействия с инквизицией… Если бы не Вероника и ее почти сумасшедшая зубрежка, я бы точно заночевал здесь, пытаясь вспомнить разницу между параграфом «бэ» и подпунктом «вэ» статьи о врачебной тайне.

Я взялся за ручку. Время пошло. Вопросы были стандартные, не требующие долгих размышлений. Главное — правильно и полно изложить то, что я и так знал.

Время тянулось медленно. В аудитории стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь скрипом ручек и покашливанием экзаменатора. Я закончил писать одним из первых, оставив себе еще минут двадцать на проверку. Перечитал все от корки до корки, исправил пару мелких стилистических огрехов. Все было готово.

Я уже собирался встать и сдать работу, как вдруг с передней парты поднялась девушка. Ольга Перова, та самая, с русой косой. Она подошла к столу Пыжовой, положила перед ней свой листок и, кивнув, вышла из аудитории. Первой.

Ага. А девочка-то, оказывается, не только плакать умеет. Шустрая.

Я подождал пару минут, чтобы не создавать толчеи, и тоже встал. Подошел к кафедре и положил свою работу поверх ее. Пыжова мельком взглянула на меня поверх своих очков, поджала губы, но ничего не сказала.

Я вышел из аудитории, чувствуя на себе несколько десятков завистливых и удивленных взглядов. Что ж, теоретическая часть позади. Осталась самая непредсказуемая — практика.

В длинном, залитом светом коридоре у окна стояла Ольга Перова. Она, видимо, тоже решила перевести дух, а не идти сразу домой.