— Крепись, девочка, твоей матери нет в живых.

Глаза девушки немедленно наполнились слезами.

— Но как? Почему? Почему она ее убила?

— Мы не знаем, что там произошло. За почти четыре месяца много чего могло случиться. Возможно, твоя мать просто тяжело заболела. Хотя не исключен и тот вариант, что мама быстро догадалась, что она — это не ты, и потребовала от самозванки ответа, — продолжил рассуждать командор.

— Я с ним согласен, — я невольно вздрогнула, когда у самого моего уха раздался хриплый голос Ставроса. Он, оказывается, сидел на стуле сразу за моей спиной. — Мать не могла не заметить подмены. Она хорошо знала поведение дочери, ее привычки, вкусы. Так что у Ёлки не было ни одного шанса обмануть бедную женщину.

Матильда тихо заплакала.

— Уважаемые гости! Прошу вашего прощения, но в данной ситуации прошу дать Матильде и мне немного времени успокоиться и прийти в себя. Вас проводит Гордон в место вашего временного проживания. Это будет неподалеку, и мы, скорее всего, еще сегодня или завтра утром обязательно встретимся, чтобы продолжить наш разговор.

Мужчины поднялись со своих мест, а я растерянно посмотрела на Ставроса, а затем на отца.

— Дочка, а тебя я прошу остаться! Сейчас я дам Матильде успокоительное и вернусь.

Я проводила взглядом поднимающихся наверх отца с девушкой и спускающихся вниз стражей. Последним уходил Ставрос. Он на чуть задержался, глядя на меня своими пронзительными, как грозовое небо, глазами, и ободряюще улыбнулся, но глаза его были серьезны. Мы еще несколько мгновений смотрели друг на друга, а затем он ушел.

Лерой

Спустя примерно час отец спустился ко мне.

— Извини, дочка! Матильда очень тяжело пережила известие о смерти матери! Все это время она мечтала забрать ее сюда, но и боялась, что эта странная девушка последует за нами. Мы разговаривали со многими мужчинами, просили составить нам компанию в путешествии, но все боялись выходить из-за надежных стен закрытого от чужаков каньона. — Отец вздохнул. — А теперь и не придется никуда идти.

— Как это не придется? Неужели ты собираешься остаться здесь навсегда? Нам нужно искать способ вернуться! Там же твой бизнес, исследования, дом, наконец!

С силой потирая щеки, что являлось признаком сильного волнения, отец принялся ходить от одной стены помещения до другой.

— Да, дочка, ты права. Но пока я не могу вернуться…

— Пап! Мы найдем способ, я уверена!

— Нет, я не о том, — он остановился передо мной и, взяв меня за плечи, с горячностью заговорил:

— Дочка! Ты просто представить себе не можешь, с чем мы имеем дело! Эта планета — поистине целое неизведанное нами сокровище, которое по недоразумению долгие годы было скрыто от взора ученых! И эти чудовища, которые появляются лишь силой мысли, да еда — это совершенные мелочи по сравнению с тем, какие горизонты откроются человечеству, когда феномен этой планеты будет нами изучен! — глаза отца горели знакомым мне лихорадочным энтузиазмом ученого, прикоснувшегося к великой тайне.

— Папа, скажи, пожалуйста, чего ты конкретно хочешь?

— Я хочу, дочка, собрать как можно больше реальных доказательств существования особой субстанции, благодаря которой возможна материализация желаний любого мыслящего существа! А потом я хочу найти ее! После же этого изучить принцип ее работы. Дел очень много! И я не хочу терять ни минуты! На нашу планету ты отправишься одна. Я дам тебе список необходимого оборудования, которое нужно будет закупить и доставить сюда. И надежда только на тебя, Лерой, ты мне поможешь?

В глазах отца горело столько мольбы, столько неуемного и какого-то детского оптимизма, что мне очень трудно было сказать ему то, что я собиралась. Но с другой стороны, я не могла предать доверие существа, сделав его жертвой жестоких экспериментов. Но сначала я должна была убедиться в своем предположении и задала отцу последний вопрос:

— Папа, скажи, ты собираешься обнародовать свои исследования?

— Обязательно! Человечество имеет право знать о существовании особенного мира, где возможно исполнение почти любых желаний! Материальной природы, конечно же, — поправился отец.

— Нет.

Мой тихий короткий ответ прогремел для отца, словно взрыв сверхновой, шокирующе и оглушающе. Он будто обессилел, безвольно сев там же, где и стоял, но, по счастью, не на пол, а на край стола, чего раньше себе никогда не позволял.

— Я… Не понимаю! — прошептал он, взгляд отца блуждал, не останавливаясь ни на каком предмете. — Дочка, ты же ученый! Нет, я не понимаю! — снова повторил он, и его руки безвольно опустились вдоль тела.

Я присела рядом с отцом на корточки и, бросив взгляд в сторону лестницы в верхнее помещение, прошептала: