В два удара сердца сквозная дыра полностью заросла, кость снова покрылась плотью, плоть снова принялась истлевать. Жизнь и Смерть сплетались в нём, как змей Уроборос кусающий собственный хвост. И только в пронзительной синеве его глаз читалось стоическое спокойствие, даже смирение, скреплённые непоколебимой волей не тронутого гнилостными процессами разума. Неизвестный артефакт, говорила справка, применённая на деревянной маске, тем самым вызывая совершенно очевидные ассоциации с Маской Пересмешника. Каким-то образом невзрачный аксессуар, будто выстроганный ножом на коленке, не то маскировал, не то и вовсе поворачивал гниение вспять. Светловолосая неофитка вдруг всхлипнула и отвернулась, пряча текущие по щекам слёзы.

— Не плачь, Октавия. Мне совсем не больно. Госпожа забрала мою боль, — с непривычной добротой в голосе произнёс Лазарь. А затем приладил маску обратно, и дерево быстро приросло к плоти. Когда он обратился ко мне, доброта куда-то исчезла: — Мы можем забрать останки?

— Второй тоже ваш? Как его… Вэнс?

— Этот игрок не имеет отношение к фракции моей Госпожи. Мне неизвестны причины, побудившие его на вмешательство. Твой ответ?

— Забирайте, — разрешил я. И тут же, противореча самому себе, поднял за волосы отлетевшую голову Патрика, поместив в Бездонную сумку, чудом пережившую бой. Лазарь вопросительно уставился на меня. Ничего не оставалось, как пояснить свои действия: — Видишь ли, мой деревянный друг, одному моему человеку не помешала бы помощь целителя. Мне, впрочем, тоже. Расходники компенсирую в полном объёме.

— Октавия… — покачал головой жрец, глядя вслед убежавшей в слезах девушки. — Ей будет тяжело переступить через себя.

— Значит, голову вы не получите. Пропитанный божественной силой череп на что-нибудь да сгодится. Я буду звать его Йорик. Сделаю из него канделябр и поставлю в Личной Комнате рядом с порталом в домен Фемиды. Твой ответ, Лазарь?

— Я поговорю с ней, — под маской тихо скрипнули зубы.

— Закончила, — холодно заявила Октавия, отстраняясь от млеющего под её руками Налима. — Ухо это ему не вернёт, но воспаление я сняла и всё зарастила. Этот камень маны почти полный, возьми.

— Оставь себе, кудесница, — улыбнулся я. Такая строгая, холодная и собранная. Она, видимо, сама не замечала, как преображается, стоит взяться за лечение.

— Мне ничего от тебя не нужно. Если бы не Лазарь, никогда не согласилась бы помочь такому, как ты. Патрик не заслуживал такой смерти…

— Отпусти это, девочка. Не стоит скорбеть ни о живых, ни о мёртвых. Магия исцеления — ценный актив, а мягкосердечие — прекрасная почва для манипуляций.

— Зачем ты говоришь мне всё это? Разве тебе не всё равно, что будет со мной, с другими, с человечеством?

— Всякий человек вращается в орбите породившего его общества. Мы связаны, хотим того или нет. Мне не всё равно… И всё равно в то же время. Зависит от цены. Слова же не стоят ничего и вместе с тем могут оказаться бесценны, поэтому я их говорю. Делаю этот мир лучше… По-своему. Как умею и нахожу правильным.

— Верни, пожалуйста… голову, — смутилась она.

— Голова здесь, — передал я потрёпанный пространственный артефакт. — Ступай, а то большие дяди там уже извелись. Возвращать не нужно. Считай это моим вкладом в благотворительный фонд фракции Света.

— Фонд? Я не… Мне кажется, у нас нет никакого фонда.

— Значит, будет. Поверь мне, когда борешься за всё хорошее, против всего плохого, без фонда не обойтись. Положение обязывает. — Проводив глазами озадаченную целительницу, я повернулся к сидящим тесным кружком соратникам. Навух завозился, порываясь что-то сказать, даже открыл было рот. Но стоило встретиться со мной взглядом, вновь передумал. Нет, иногда эти его ужимки переходили все мыслимые границы, о чём я не преминул заметить:

— Скромность хороша в меру, молодой человек.

— Просто… хотел спросить, — разродился тот наконец, — за что ты убил того игрока? Патрика.

— Старый знакомый, — отвечал я, проминая пальцами гудящие плечи. — Их было трое, и они быстро поняли, что игроков убивать куда выгоднее, нежели скрытней. То, что на каждого хищника найдётся другой хищник, они понять не успели. Патрик был последним, но я всё равно опоздал. Таких, как он, нужно давить ещё в колыбели, а иначе из них вырастают первостатейные диктаторы и мерзавцы. Забавно: нет человека, а проблема живёт. Как думаешь, что это значит?

— Парадокс?

— Это значит, что проблема не в человеке…

— Совсем плохо дело, Старшой? Будем прорываться? — неразборчиво промямлил Налим, обсасывая пищевой брикет. Он, как обычно, ел за троих, однако теперь только за свой счёт.

— Для начала выслушаем господина Советника, — безошибочно определил я. И обернулся, встречая гостей: — Адам, моргни, если тебя держат в заложниках.

— Никто меня не держит, — скривился тот после секундного ступора. Затем, явно нарочно моргнув, продолжил: — Сам вызвался. Я уполномочен Советом донести до тебя его волю.