— Потому что могу, — в безумном хороводе, окружившем меня, голос парии прозвучал неправдоподобно отчётливо. — Выполни наш уговор, Гость! Параллель разрушается, скоро ты вспомнишь.

— Что? О чём… — начал я, откровенно плохо соображая. Жесточайшие перегрузки размазывали мозги по стенкам черепной коробки. А затем тряска вдруг прекратилась. Я будто проснулся, обнаружив себя на том же месте, где всё начиналось. Приснопамятный светлячок, сложив прозрачные крылышки, с любопытством обследовал древко арбалетного болта.

— Нет тут никого, Старшой! Надурила нас девка, — прошамкал Налим, даже не подозревая, насколько ситуация глубже и сложнее, чем видится со стороны. Для них вся схватка уложилась в мгновение, которого они и не заметили вовсе.

— С-сука! — прорычал я, бешеными глазами мазнув по взволнованным лицам соратников. И от души саданул кулаком ни в чём не повинное дерево. На мягкой древесине остались следы костяшек. Бурлящая злость требовала выхода, хотя бы такого.

— Да чего уж там, Старшой, — опешил пройдоха. — Выпендриться, может, хотела. Дело-то молодое…

— Линч, я… — голос Марико дрожал от обиды. — Я же видела…

— Замолчите! Мне нужно подумать, — взял я эмоции под контроль. А в памяти, фрагмент за фрагментом, уже всплывали воспоминания. Воспоминания о разговоре, которого не было.

Звук, с которым пережжённый хитин лопается под каблуками сапог, напоминал Бьёрну то хруст тонкого осеннего льда, то треск глиняных черепков на задворках гончарной мастерской по соседству с его старой квартирой. Хлопья серого маслянистого праха, потревоженного ногами людей, оседали на одежде, липли к коже и волосам, настойчиво лезли в глаза. Идти с каждым шагом становилось всё более невыносимо, но не идти было нельзя. Одержав победу, глупо поворачивать на полпути к пьедесталу. Глупо и малодушно. И плевать, что мысли путаются, а ноги едва несут продолжающее стремительно слабеть тело.

Нащупав системную флягу, жрец Теневира повторно смочил ткань повязки, позволявшей крепко сбитому старику худо-бедно дышать. Необходимая процедура заняла не больше пары секунд, а ноздри уже свербели, раздражённые смрадом горелого мяса и проникшими внутрь дыхательных путей частичками пепла.

Полный разгром обиталища арахнидов обошёлся игрокам чрезвычайно малой кровью. Но что с того, если эта кровь — твоя кровь? Эта жертва — твоя жертва? Высшая цель? Всеобщее благо? Малое ради большего? Разумом Бьёрн понимал безжалостную рациональность такого рода суждений, но сердце… Сердце продолжало саднить. О чем думал Бьёрн, попирая ногами прах арахнидов Лакконы? О том, что цена дарованной покровителем силы оказалась чересчур высока, и выражалась она далеко не в деньгах. Но кто мог предположить, что призванный божественной силой ифрит, обитатель Плана Огня, не впечатлится заготовленными дарами, затребовав в обмен на службу сто лет жизни призвавшего его игрока.

Бьёрн мысленно прощался с сыновьями и внуками, когда огненноглазый демон объявил, что не будет слишком спешить со взысканием долга, позволив человеку насладиться победой. Ифрит сдержал своё слово — гнездо арахнидов близ Первого Лагеря выгорело до скального основания. В считанные минуты затянутое магической паутиной ущелье превратилось в задний двор крематория. Перед Истинным Пламенем защитные чары оказались бессильны. Ломкие скорлупки, хрустящие под подошвой сапог — вот и всё, что оставили после себя паукообразные твари, возомнившие, что людей можно безнаказанно жрать. А некогда крепкий, пышущий здоровьем пожилой мужчина дряхлел и рассыпался прямо на глазах, немым укором каждому, кто знал истинную цену победы.

— Здесь ещё один, — громогласно объявил пузатый поляк, разгребая ногами останки какого-то бедолаги. Не потому, что хотел привлечь побольше внимания. Разговаривать тихо он попросту не умел. В этом человеке всего было много: широкого лица, объёмистого чрева, кустистых бровей. Тот самый случай, когда хорошего человека должно быть побольше, оттого Бьёрн и приблизил Леви к себе. Когда его, Бьёрна, не станет… Нет, он не хотел думать об этом, пусть всё движется своим чередом.

— Истинное пламя как избавление, — пробормотал жрец Теневира. — Думаю, он был рад такой смерти.

— Мразотные твари! Даже жалею, что ни одной живой не осталось. Лапки бы им повыдёргивать… — прогудел Леви, привычно собирая обгорелые кости игрока в Бездонную сумку. Поляк имел право на злость, как и все они, ведь не было ничего ужаснее попадания в плен к паукам. Арахниды пленников не убивали. Нет. Их ожидала участь пострашнее смерти. Живых людей накачивали желудочным соком, поддерживая в телах жизнь столько, сколько потребуется, покуда кислота превращает внутренности несчастных в питательный бульон для паучьего выводка. Уж лучше так, в огне, видя, как мучители поджариваются вместе с ними.

В одном верный соратник всё же ошибся — погибли не все. Когда Бьёрн и Леви дошли до конца самой дальней штольни, Селека была ещё жива. Выглядела Королева Арахнидов (D) неважно, и с первого взгляда становилось понятно — оказать сопротивление уже не могла. Женский торс, растущий из тела огромного паука, напоминал пережаренный кусок мяса. Кожа покрылась незаживающими ожогами, набухла волдырями. Бубоны лопнули и запеклись кровавыми струпьями, из-под которых сочилась жёлто-бордовая сукровица. Королева не двигалась, боясь потерять сознание от боли и больше никогда не проснуться. Несмотря ни на что, паучиха хотела жить.