— А какие у вас планы? — поинтересовалась бывшая императрица.

— Если хочешь выжить, то тебе лучше не знать, — ответил я.

— А если я не хочу возвращаться к сыну? — спросила Жао Ли.

— Тогда можешь отлично устроиться в каменном мешке, в подвале императорского дворца, — улыбнулся я. — От тебя нам нет никакого проку, кроме информации — поделишься ею и будешь жить.

— А если я не захочу делиться? — спросила бывшая императрица.

— У нас имеются эффективные методы допроса, — сообщил я ей. — Не хотелось бы хвастаться, но тут придётся — один юся-отступник, поддавшийся Порочному Циклу, предпочёл откусить себе язык и захлебнуться кровью, чем терпеть одну из наших пыток. Только одну…

— Зачем тогда ты договариваешься? — поинтересовалась Жао Ли.

— Гораздо быстрее и надёжнее, когда человек делится информацией добровольно, — объяснил я. — Мы можем, конечно, потратить на тебя три-четыре недели и узнать всё, что ты знаешь, но мне лень потом разбираться в твоих показаниях и размышлять, что из всего этого правда. Лучше будет, если ты сама всё расскажешь, а чтобы вызвать твой интерес, я обещаю тебе, что за особо ценные сведения тебе будет вознаграждение — сначала вооружённое охранение, которое доставит тебя до провинции твоего сына, а затем деньги. По две сотни золотых лянов за каждое особо ценное сведение.

Жао Ли посмотрела на меня, как на говно, и приоткрыла рот, чтобы сказать что-то.

— Прежде, чем ты плюнешь мне в лицо, имей в виду, что больше у тебя нет никакого состояния, — предупредил я её. — Ты получишь только то, что заслужишь.

Она сдержалась от резких слов и закрыла рот.

— Умная девочка, — улыбнулся я.

— Почему император не рассматривает перспективу женитьбы на мне? — спросила Жао Ли. — Это укрепит его легитимность и обеспечит поддержку со стороны моего старшего сына. Его положение очень шатко — не сочти за оскорбление, но нельзя полагаться на троицу пришлых юся и истрёпанную в боях армию. Народ просто не поддержит его, а я…

— … слишком долго сидела во дворце, оторванная от реальности, — продолжил я за неё. — Я чувствую, что у нас с тобой образовался эмоциональный контакт — похоже, что мы сработаемся.

— Мне мало того, что ты предлагаешь, — покачала головой бывшая императрица.

— Лучше предложения не будет, — вздохнул я. — Ладно, думай — у тебя есть три дня. Но если выкинешь какую-нибудь из своих штучек, смерть станет для тебя привилегией.

*1623-й день юся, Поднебесная, имперская провинция, город Юнцзин, императорский квартал, Дворец Тёплого Лета, Зал Торжества Закона*

— … эдикту о передаче престола, Великий Сын Неба Цзяньлун принимает опустевший престол! — провозгласил да хунлу Су Тяньфэн, полковник штаба корпуса в отставке, ранее отвечавший за поддержание дисциплины в КМП Юнцзина.

У него была головокружительная карьера — от бедствующего селянина, приехавшего в Юнцзин пять лет назад, до целого да хунлу, то есть, великого герольда. Он прошёл от, буквально, никого, до очень значимой придворной должности — старший четвёртый ранг, как-никак.

При раздаче должностей была настоящая грызня между офицерами КМП и должностными лицами администрации военной комендатуры. До смертоубийства дело не дошло, но «грязное бельё» вытаскивалось регулярно.

Были выявлены сотни мелких и средних, а также десятки крупных злоупотреблений, нарушений и преступлений — пришлось казнить четверых, а девятнадцать преступников отправились на рудники.

Желая занять местечко пожирнее, офицеры и управленцы отчаянно стучали друг на друга, раскрывая схемы хищений, а также целые системы злоупотреблений властью. Это дало нам кучу материала, который уже обрабатывается и осмысливается — на основании извлечённых выводов, мы улучшим нашу военную и гражданскую администрации.

Цзоу Реншу, который скоро будет отзываться исключительно на Цзяньлуна, прошёл к столу из обсидиана и взял с него золотую императорскую печать передней палаты.

По протоколу традиционного престолонаследия, Реншу должен был держать 27-дневный траур по усопшему императору, но у нас, вообще-то, узурпация власти, поэтому никакого траура не будет — сейчас он развернётся к собравшимся чиновникам и офицерам, а те исполнят протокольное коленопреклонение.

Реншу разворачивается к нам и две с половиной тысячи человек рухнули на колени. Падаю вместе с остальными и отбиваю положенные поклоны.

В зал вошли евнухи — они внесли восемь императорских печатей и кодекс «Синих таблиц», написанных самим Цинь Шихуанди.

Ли-бу Дан Сычен, то есть, министр ритуалов, принял у евнухов печати с кодексом и, на коленях, подполз к императору.

— Величайший Сын Неба! — воскликнул Сычен. — Нижайше прошу, прими эти регалии, даруемые тебе Великим Небом…

Реншу принял печати и разместил их в специальной коробке из красного дерева, обитой шёлком.

— Храни их пуще жизни, — произнёс он ритуальную фразу и передал коробку ли-бу Дану.