– Положи руку на камень, – велел Оракул.

– А нельзя сделать так, чтобы твой голос раздавался только в моей голове? – спросил недовольно король.

– Не получится, – прогудело у всех сразу, – клади руку.

Даже издали я видела, как насупился Маркеш.

Почему-то меня это сразу насмешило и умилило.

Он вытянул руку и положил ладонь куда-то сбоку от каменной губы.

Вокруг пальцев полыхнуло синее свечение.

– Не сбивайся с пути, король, – медленно произнес каменный хозяин леса, – твоя судьба с той, что тебе предсказана. Ты запечатлеешь на ее устах поцелуй, и начнется новая эра в обоих ваших королевствах. Можешь идти. Ты не угрожаешь лесу и должен идти дальше. Отпустите его, лесные.

Винтон вздохнул разочарованно. Кажется, он надеялся пополнить лесное народонаселение за наш счет. Или принести нас в жертву каменному идолу.

– Подойди, принцесса, – велел Оракул.

Признаться, это все же было жутко. Я волновалась.

Ноги подрагивали, когда я направлялась к каменной голове.

– Не бойся, красавица, – подбодрил меня хозяин леса, – я не кусаюсь. У меня и зубов нет. И жертвы я не люблю, это лесные вбили в свои головы, что меня надо задабривать.

– А что ж ты им не скажешь? – спросила я, не размыкая губ. Если он может проникать в наши головы, то почему не прочитать внутреннюю речь, обращенную к нему?

И я не просчиталась. Он действительно мне ответил.

– Я редко когда столько болтаю, Розмари. Обычно перед самым Новогодьем, как сейчас. И они уже приходят со своими дарами. Как я могу обидеть милых волосатых детишек отказом. Но приложи ко мне свою ладонь.

Послушавшись, я с удивлением почувствовала, что камень шероховатый и чуть теплый. Явно это не Маркеш всю гору одним касанием нагрел.

Оракул молчал.

Мне уж показалось что он уснул.

– Нет, я не сплю, – тут же откликнулся глас в голове, – но вижу твои сны. Ты отряхнулась и выплыла из них, чтобы встретить судьбу. А теперь пытаешься убежать от нее. Зря.

– И в чем моя судьба?

– В том, чтобы быть рядом с мужчиной, который любил тебя всю свою жизнь. Он мечтал о тебе, шел к тебе и пробудил от столетнего сна. А потом смалодушничал и отказался от этой мечты. Но вы не перестали быть от этого судьбой друг друга, Розмари.

– Я… могу идти дальше, – сглотнула обреченно и разочарованно, – можешь и должна. Иди. И не ошибайся больше.

– Так что, мы их обоих отпускаем?

Подбежал вертлявый Вьюжник, закрутился рядом, поднимая снежные завихрения.

– Отпускайте, – великодушно разрешил Оракул, – для них это Новогодье будет важным и они изменят много судеб. Проводите их как обещали, и ко мне возвращайтесь на совет, раз уж пробудили.

Гарбырр горестно зарычал, глядя на меня. Он явно думал, что я с ним останусь. Увы, мохнатенький, не задалось.

– Помоги им, Вьюжник, – обреченно взмахнул рукой Винтон.

– Всенепременно!

Вертлявый обрадовался, кажется, он просто очень любит ворожить и Маркеша спас чисто из удовольствия.

– Отойдем чуть дальше, – велел он нам.

Мы послушались и Вьюжник скомандовал:

– На коня оба садитесь. Не бойтесь, не обману, тут же наш Хозяин смотрит.

Маркеш подсадил меня.

В каждом его движении, мрачном взгляде и тяжком вздохе я почувствовала разочарование. Наверное, он ждал каких-то более значительных предсказаний, чем скорый брак со своей суженой. Я понимала его. Король и так шел путем судьбы, ничего нового Оракул не сказал. Да и меня только лишь расстроил, велев воссоединиться с Теммером. Однозначное же речение – какой еще мужчина любил меня всю жизнь, с детских лет, пробудил, а потом отказался от идеи со мной быть? Кроме герцога Теммера Безарда никто не подходит.

Когда мы устроились на спине коня, Вьюжник провел поочередно по каждой ноге Обсидиана от колена к копыту. Чуть наклонившись и держась для надежности за короля, я увидела, как черная шерсть покрылась инеем или чем-то похожим. А после этот легкий слой засиял голубым, а конь… ого! Он чуть приподнялся над землей.

– Так вы успеете к сроку, – пообещал Вьюжник, ласково хлопнув коня по крупу.

Обсидиан заржал и рванулся вперед.

Вокруг закружились вихри и мы понеслись с удивительной скоростью.

К своей судьбе, если верить Оракулу.

Конь несся с невиданной скоростью. Щеки холодило ветром интенсивных странствий, волосы развевались, причем совершенно хаотично, то накрывая мне лицо, подобно вуали, то откидываясь назад чуть ли не с треском. Я боялась, что часть моей шевелюры будет вырвана с корнем.

В те времена, когда я засыпала, ходить с распущенными волосами всегда было неприлично. Допускалось это лишь на балу, и то прическа должна быть уложена, а также считалось уместным девицам высокого происхождения для позирования на портрет. В остальное время волосы прятались под тонкий шелковый платок или убирались в косы, да пучки.