Шрифт:
— Ты правда не знаешь?
Я не ответил. Он прищурился, будто соображая, как именно сформулировать.
— Значит, ты из тех мест… где все исчезло? Из тех, что называют Погашенными?
Я снова ничего не сказал.
Он кивнул самому себе, быстро облизывая губы.
— Тогда понятно, — пробормотал он.
Он продолжил есть медленно, с задумчивым лицом, явно подбирая слова, прежде чем заговорить.
— Ну про то, что у каждого в теле есть ритм, ты знаешь… Мы, сбившиеся, уже не совпадаем по ритму со школой. Мы для них, как… шум, — он вздохнул. — Все потому, что у нас есть зачатки для того, чтобы пройти Путь… ага. Вот они и бесятся! Заводят шарманку, что мы куда-то сбились…
Он тяжело вздохнул и некоторое время ел молча.
Я же впитывал услышанное, как губка. Сбившийся объяснял сумбурно, но суть мне была ясна.
— Ты не дворянин, так? — уточнил я.
Сбившийся едва рисом не подавился. Закашлялся, прочищая горло.
— Ты что… куда мне до потомков Первых Архимастеров, как они сами себя называют! Я из простых…
— Архимастера — это основатели школ, так?
— Угу… Какой сегодня вкусный рис!
Я поморщился, до чего же надо было довести людей, чтобы эту вонючую слизь они ели с удовольствием.
Что до дела, у меня потихоньку вырисовывалась в голове иерархия, принятая в этом мире. Дворяне, крепостные… все это было до боли знакомо.
— Перепись — это сверка, — продолжил сосед. — Они ищут тех, у кого ритм выбился слишком далеко.
Он покосился на меня, как будто оценивая — достаточно ли информации он выдал.
— Иногда после переписи нары пустеют. Никто ничего не объясняет. А мы все делаем вид, что так… надо.
— Что значит, ритм выбился слишком далеко?
Мужик огляделся, понизил голос и едва слышно сказал:
— Это значит, что кто-то начал Возвышение в обход Школ.
— Встал на Путь? — нахмурился я.
— Они называют это — сбился…
Сосед замолчал. Взгляд стал пустым, как у тех, кто видел слишком много и понял слишком мало.
Любопытно выходило. Значит, сбившимися были те, кто не относился к числу местной аристократии. Простолюдины, в которых вдруг проявилась способность. Таких преследовали, уничтожали и держали как зверей в клетках, используя в качестве груш для битья в местах обучения аристократии.
— И много таких, кто сбился? — спросил я.
— Истинных… тех, кто действительно способны? — сосед задумался и медленно покачал головой. — Лично я еще таких не встречал.
— А ты и эти люди?
Мужик лишь снова покачал головой в ответ.
— Ходили легенды, но я уже давно перестал в них верить… — он тяжело вздохнул.
— Легенды о чем?
— О том, что однажды придет тот, кто создаст новую Школу и объединит там таких, как мы… Бред. Я уже понял, что верить в такие сказки нельзя. Да и откуда взяться Мессии, если аристо ведут перепись? Ты только родился, а они уже знают, есть ли внутри тебя сбой.
— Сколько ты здесь? — спросил я.
Он ненадолго поднял глаза. Потом снова опустил.
— Двадцать пять лет.
— А тот?
Я кивнул в сторону худого, вжавшегося в стену.
— Сорок два.
— И вы все это время… даже не знаете, как друг друга звать?
Сосед не сразу ответил.
— У нас отняли имя еще при рождении, сразу после переписи, — сказал он, наконец. — С ним уходит право на память.
От его слов прошел неприятный холодок по спине. Получалось, что эти несчастные содержатся в бараках с самого рождения?
— Погоди, а как тогда сюда попадают новички? —кажется, я нашел логическую нестыковку в рассказе соседа.
Вопрос его ничуть не смутил. Он провел пальцем по дну тарелки, облизал вонючую жижу и объяснил:
— Мы ведь тоже имеем свои ранги и ступени развития. Правда, в нашем случае все гораздо проще.
Сосед объяснил, что сбившийся в младенческом возрасте забирается из семьи. После его, как в инкубаторе, выращивают до возраста пяти лет — и засовывают в качестве тренажеров для отработки ударов в Школы боевых искусств.
— Все по возрастным группам. Сбившийся подрастает и в десять лет переходит в следующую группу, потом, в пятнадцать… — он внимательно на меня посмотрел. — А ты сам разве не проходил этот Путь?
Я ничего не ответил. Посмотрел на страницы книги в своих руках. Что ж, я узнавал о себе и этом мире всё больше. Похоже, прежний обладатель этого тела, будучи определен, как сбившийся, избежал переписи. Или… у меня мелькнула догадка. Что если я из одной из Школ сбежал? И потому за мной и послали из Полуденного Морока, а Миражевский говорил что-то про закон и их право на меня?