Волна вибрации врезалась в парочку братьев-агрессоров, и те улетели на несколько метров назад. Ровно к ногам среднего, который застыл, выпучив глаза.

Эффектно, мать его… ведь все, кроме меня и среднего, валялись теперь по двору, потирая ушибленные бока.

Выглядело так, будто Учитель грохнул кулаком по шахматной доске. И все фигурки мигом перевернулись.

Но было еще кое-что. Не веря своим глазам, я наблюдал за тем, что два брата, упав лицами в песок, так и остались недвижимыми. Одна секунда, другая — они не шевелились. Нить, соединяющая их с третьим, оборвалась.

И тела вдруг… начали таять, растворяясь в песке, как мороженное.

— Представься! — проскрежетал учитель.

Средний, если судить по его роже, подобной реакции Павла не ожидал. Он оглядел своих упавших родственничков, ничуть будто бы не смутился их кончине и вперил взгляд в учителя. Нездоровый блеск в глазах не предвещал ничего хорошего.

— Учитель Троцкий отдал четкий приказ… — прошипел он. — Я заберу сбившегося, господин Астахов…

Я видел, как напряженно ходят желваки на скулах седого. На лбу у него выступили крупные капли пота. Даже не представляю, каких усилий стоило этому человеку устоять на ногах после демонстрации силы Учителем.

Но говорил он так, будто старец препятствовал чему-то естественному. Тому, что он делал уже не раз.

— Освободите дорогу… — заводясь, прошипел он. — Этот человек видел то, что никому не дозволено видеть, — голос пришедшего дрогнул от гнева. — Он несёт в себе знание, способное погубить любой Узел. Вы защищаете не просто сбившегося, Павел Алексеевич, вы покрываете угрозу всем двенадцати школам!

Я продолжал стискивать камень, готовый отбить атаку. Но лезть первым не стал. Есть такое золотое правило — не мешай врагам, собравшимся перегрызть друг другу глотки. А и тот, и другой отнюдь не были настроены дружелюбно. Ни по отношению ко мне, ни к друг другу.

И очень похоже, что и Астахов, и этот седой, оставшийся один, намеревались идти до конца.

— Он под наблюдением школы, — спокойно сказал учитель и тверже добавил: — Вход сюда запрещен даже тебе, Миражевский.

Седой замер, явно не ожидая такого ответа.

— Это собственность Школы полуденного Морока, — захрипел он.

— Он остаётся здесь, — Учитель остался непреклонен.

Миражевский на это усмехнулся, отводя взгляд. Двое его цепных псов-братьев окончательно растворились в песке. Фамилия у них была такая говорящая… и вправду — я будто бы видел Мираж. Вот только что были тройняшки, и вот их уже нет. Вспомнилось, что заходил-то этот явно необычный мужчина тоже один…

На этот раз вопрос не успел перейти в категорию неотвеченных. Миражевский чуть дернулся, закрыл на миг глаза. И его тень, падавшая на песок, вдруг странно зашевелилась, хотя сам Миражевский оставался неподвижен.

Тень будто расщепилась на несколько отражений, вибрирующих на песке, как языки пламени. А потом по его телу прошла рябь той самой энергетической силы, нитями которой он соединялся с братьями.

Мгновение, и из Миражевский вышагнули сразу пятеро братьев, его точных копий, медленно материализуясь в пространстве. Теперь он снова был не один. И снова между ним и его «братьями» были натянуты энергетические нити, как поводки.

— Уверены, Павел Алексеевич? — процедил Миражевский, открывая глаза. — Полуденный Морок всегда забирает свое. Или вы готовы нарушить традиции?

Но поднялись и ученики приюта, вставшие за спиной своего учителя плечом к плечу.

Я стоял у стены, готовый в любой момент начать защищаться. Сейчас как раз наступил момент, который определял, как будут развиваться события далее.

Секунд двадцать Астахов и Миражевский сверлили друг друга глазами. Учитель явно шел наперекор этим самым традициям, но твердо стоял на своем.

Напрашивался вопрос —для чего? Явно ведь не из-за меня, учитывая, что всего несколько минут назад старец был готов отдать меня на растерзание своим воспитанникам. И даже не моргнул глазом.

Иные мотивы? Что-то личное?

Понятия не имею.

Первым отвел взгляд Миражевский.

— Павел Алексеевич… — он шагнул к старику и что-то принялся шептать тому на ухо.

Я видел, как Астахов едва заметно дрогнул. Что говорил седой, я не слышал, но Учителю его слова явно не понравились. Закончив, Миражевский отступил на шаг и снова смерил старца взглядом. На лице появилась улыбка. Он полагал, что его слова возымели действие, и теперь вопрос решен.

— Предлагаю считать это небольшом недопониманием, Павел Алексеевич, — тоном закадычного товарища сказал он.

Я напрягся, облизывая пересохшие губы. В любой момент ученики могли расступиться и отдать меня гончим седого.

Было видно, что Астахов заколебался. Но ненадолго…

— Сбившийся запросил убежище, — как лезвием рубанул, отрезал старик. — Я чту традиции и потому не отдам его вам. Он должен пройти проверку!

Астахов при этом фыркнул, пригладив длинную седую бороду. Судя по всему, это был сигнал. Все два десятка учеников встали в боевые стойки Длани Предков.