Энергия пошла вверх по его рукам — живая, текучая, словно светящийся поток расплавленного металла. Достигла плеч, разлилась по груди, и бледность с его лица начала сходить, как иней под солнцем.

Потоки переплетались, цвета смешивались, пока все не слилось в ослепительный белый.

Невидимая сила подхватила Влада, приподняв над алтарем на целую ладонь. Ещё секунда, и вокруг него закрылся прозрачный кокон — гладкий, как выдутое стекло. Однако внутри кокона бурлила энергия, переливаясь всеми цветами спектра.

Песок с круга взметнулся и закружился вокруг Славы пыльной вьюгой. Даже края каменного монолита дрогнули, будто отзывались на этот ритуал.

Внутри кокона белый свет собрался в одну точку, а потом рванул вверх, прожигая воздух. Над алтарём, прямо в пустоте, начали проступать буквы. Сперва расплывчатые, как дым, потом всё чётче…

Наконец, сложились окончательно:

«ВЛАДИСЛАВ».

Пальцы Астахова, лежавшие на кромке, едва заметно напряглись. Вязь дрогнула, и буква «С» в середине потянулась, искажаясь, превращаясь в чужой символ. Знал ведь, что я дал ему это имя, и не хотел сесть в лужу, чтобы не опростоволоситься… потому пытался вмешаться теперь.

— Не советую, — тихо сказал я, не глядя на учителя.

Как будто бы и не ему, но он прекрасно услышал. Астахов молчал, но я видел, как едва заметно напряглась его челюсть. Буква отпружинила обратно, а Потоки, будто возмущённые вмешательством, сбросили лишнюю энергию. По цепи амулета Павла, прямо через центральный узел, побежала тонкая трещинка. Она звякнула, как трескавшийся лед на весенней реке.

Я покосился на его лицо, но учитель сделал вид, что ничего не заметил.

Белый свет в коконе стал гуще, словно собирался в каплю. И в тот же миг сверху, прямо из воздуха, начал проступать некий предмет. Я разглядел металлический диск, гладкий, темный, с серебряной риской по ободу.

Амулет.

Он медленно опустился, вошёл в кокон, словно в глубокую воду, и… исчез.

Через секунду кокон лопнул с тихим хлопком. Песок осыпался, гул в канавках стих. Влад стоял на алтаре. Белая энергия всё ещё бежала по его жилам. Но она уже не разливалась бесцветно, а переливалась ровным белым светом.

Влад дышал глубоко, как после долгого пребывания под водой. Но… его плечи выпрямились. Это уже не был тот обессиленный мужчина, которого я сюда привёл. Это был ученик Приюта, начавший свой Путь.

Над алтарём, в глубине прозрачной линзы, его имя горело ровным золотым светом. Плавная, строгая вязь предков… шрифт, которым был написан забытый Завет.

Влад поднял взгляд на учителя. На шее у него поблёскивал амулет.

— Мое имя Владислав, — сказал он твердо.

— Имя… признано, — выдавил Астахов, будто проглотил осколок стекла.

На краю круга что-то почти не слышно прошуршало, и я обернулся. Один из символов двенадцати школ коротко вспыхнул и погас, как будто кивнул в знак согласия.

Астахов стоял с тем самым выражением, которое я мечтал увидеть с момента нашего знакомства. Это была растерянность под с трудом удерживаемой маской спокойствия. Он явно не понимал, что только что произошло. И как так получилось, что само мироздание подарило Владу такое же имя, какое ему дал я.

Белая энергия ещё миг переливалась по рукам Влада, затем втянулась в амулет, и все стихло. Только серебряная риска на его ободе продолжала мерцать.

Влад стоял прямо, и улыбка едва заметно тронула его губы. Раны на боку уже не было — даже шрама и того не осталось. Повязка, что ее закрывала, вовсе осыпалась пеплом, как нечто утратившее смысл.

Влад вернулся на место, всё ещё слегка покачиваясь, но уже не тем, кем был несколько минут назад. В нём чувствовалось что-то новое, чужое… и сильное.

Астахов перевёл взгляд на меня.

— Твоя очередь, — в голосе учителя прятался вызов.

Я шагнул вперёд и положил ладони на тёмный, отполированный камень.

Холод, исходивший от него, был вязким, тягучим, как азот. Он потянулся вверх по запястьям, жаля нервные окончания тонкими ледяными иглами.

Под пальцами я чувствовал пульсацию — глухой, низкий гул. Его нельзя было услышать ушами, но от этого гула вибрировало всё тело.

Потоки не спешили. Вместо мягкой волны, как у Влада, они осторожно ощупывали меня, словно решали: что делать дальше?

Принять или отвергнуть?

На груди Астахова амулет налился тусклым багровым светом, становясь похожим на раскалённый уголь.

Учитель спрыгнул со своего столба и подошёл к алтарю, кладя на него ладони. Я понял — он хочет вмешаться, пока выбор не сделан.

— Имя — это ключ, — процедил он, глядя мне прямо в глаза. — Ключ, который откроет или закроет тебе путь. И сегодня я дам тебе этот ключ. Твое имя будет…